Гарри Грей - Однажды в Америке

Макси с усмешкой ответил:

— А что они смогут доказать? Если кто-нибудь поинтересуется, мы скажем, что нас самих надули на двадцать штук. Химмельфарбы могут догадываться, что мы в сговоре с Профессором, но доказательств у них нет. А теперь у них даже машины не осталось. Кроме того, мы подкинули им новую проблему, которую им срочно придется решать, — что делать с мистером Муром.

Макси пыхнул сигарой, отодвинул кресло и с умиротворенным видом закрыл глаза. Я подумал, что он заснул.

Макс слегка шевельнулся и лениво пробормотал:

— Знаешь, Лапша, от добра добра не ищут, так что Химмельфарбы вполне могут заняться производством туалетной бумаги.

— Срочно позвоните в клуб, — вместо приветствия сказал нам Мо, когда мы пришли на следующее утро.

Макс посмотрел на меня, многозначительно подняв брови.

— Я так и думал. Он не сказал зачем? — обратился Макси к Мо.

Толстяк Мо покачал головой:

— Нет. Он не сказал; он только сказал, что это очень важно. Он звонил уже дважды за это утро.

Макси залпом выпил виски и позвонил окружному лидеру Таммани. Поговорив всего минуту, он повесил трубку с несколько озадаченным видом.

— Едем, это срочно.

В кабинет лидера мы вошли без стука. Он сидел за столом с озабоченным выражением лица. Он пригласил нас сесть в кресла, стоявшие посредине комнаты. Мы пододвинули их ближе к столу.

Макс спросил:

— В чем дело?

— В это утро у меня было два звонка. Один с Центральной улицы… — Он посмотрел на нас, как будто ожидал, что это произведет на нас впечатление.

Макс сказал:

— И что?..

— Звонок был из полицейского управления. А во второй раз мне позвонили из офиса окружного прокурора.

Макс спросил:

— Так, дальше? Что-нибудь еще?

— Я просто хочу, ребята, чтобы вы знали, что у меня есть своя работа.

Макс сказал:

— Да, мы знаем, что у вас есть своя работа. Какие еще новости?

— Ладно, Макс, я расскажу, что мне сообщили по телефону. Речь идет о довольно странной и запутанной истории с теми Химмельфарбами, за которыми ты просил меня присматривать. В интересах твоего друга, так ты сказал, Макс.

Макс и я обменялись взглядами.

Я спросил:

— Так, и что случилось с этими ублюдками?

Окружной лидер внимательно посмотрел на меня.

— Этим утром Химмельфарбы приехали на свою фабрику и попытались запустить какой-то аппарат, который, как они утверждают, является особой разновидностью печатной машины. Машина не работала. Тогда они подняли крышку, чтобы заглянуть внутрь. Механизма в ящике не было. — Он сделал драматическую паузу. — И что вы думаете, парни, было в ящике?

— Что было в ящике? — спросил я с притворным интересом.

— В ящике было тело.

— Мертвое тело? — без улыбки спросил Макси. — Какие еще новости?

— Да, мертвое тело, — иронически сказал окружной лидер, бросив острый взгляд на Макса. Он продолжал тем же тоном: — Разумеется, вы, ребята, ничего об этом не знаете, особенно если учесть, что на теле не было признаков насилия. — Он усмехнулся. — Естественная смерть не входит в вашу сферу деятельности.

— Прекрасно, но к чему весь этот разговор? — сухо спросил Макси. — Когда мы появимся на сцене, если появимся вообще? Они сказали, что должна была печатать эта машина?

— Не волнуйтесь, вы сейчас появитесь на сцене, парни. Нет, они не сказали, что она должна была печатать. Так или иначе, старший Химмельфарб попал в больницу, не то в шоке, не то с сердечным приступом; двое других обратились к копам с невразумительной историей, в которой фигурируете вы.

— И как же мы участвуем в этой смешной истории? — спросил я.

— Они утверждают, что купили машину через вас.

— Нас винят во всем, что случается в Ист-Сайде, — пожаловался я.

— Что верно, то верно, Лапша, — сказал он, окинув меня едким взглядом. — К счастью, человек умер своей смертью, так что особых проблем быть не должно, тем более что Химмельфарбы очень уклончиво объясняют, что за машину они приобрели. В общем, я думаю, потребуется не так уж много, чтобы погасить интерес к этому делу со стороны полиции и окружного прокурора.

— Сколько? — спросил Макс, вытаскивая пачку денег.

— Две таких вот бумажки с портретом Кливленда.

Макс отделил два тысячедолларовых банкнота и бросил их на стол.

— Это не значит, что мы замешаны в какой-то дурацкой истории с Химмельфарбами. Будем считать, что мы просто делаем жест доброй воли, — сказал он.

Партийный лидер усмехнулся: