Евгений Водолазкин - Лавр

Да ведь сегодня и есть память праведного Симеона, улыбнулся старец Иннокентий, а ты об этом, что ли, забыл? И как же тут не воспеть освобождение, которое днесь для меня наступает?

Я понял это по тому, как ты приближался, сказал ему Лавр. Ты делал это освобожденно. Как человек, увидевший все, что должен был увидеть. По правде говоря, не ожидал тебя здесь встретить, хотя где же нам еще было проститься, как не здесь?

Старец Иннокентий обнял Лавра.

Не скорби, Лавре, ибо недолго тебе оставаться запертым во времени.

Они стояли на вершине горы. Лавр смотрел, как из-за плеча старца наплывает туча, из которой не прольется ни капли дождя.

Весной стало понятно, что и в наступившем году голод не кончится. В конце мая, когда из-под земли показались злаки, а плодовые деревья только отцвели, ударил сильнейший мороз. Он пришел посреди теплых дней и свирепствовал только одну ночь. Все, что было способно произрастать и цвести, в эту ночь погибло.

В Рукиной слободке бывали разные несчастья, но такого мороза в мае не помнил никто. Слободской мельник уподобил его дыханию Дьявола, которое леденит все, чего касается. Это уподобление многим открыло глаза на истинную природу произошедшего и дало направление для умозаключений. Было ясно, что такие вещи не приходят случайно.

Поиск причин не был долгим. Несмотря на просторные древнерусские одежды, к весне ни для кого уже не было тайной, что сирота Анастасия непраздна. Когда произошла беда, ее спросили, кто отец ее ребенка, но она отказалась отвечать. И больше ее не спрашивали, потому что всем в Рукиной слободке ответ был и так очевиден. Отцом ребенка был тот, чьим ледяным дыханием уничтожило всякий злак и плод всякого древа. И выход здесь был один, и никто не произнес, что это за выход, ибо все и так знали, как надлежит поступать.

Светлой июньской ночью ветхая изба Анастасии загорелась с четырех сторон. Никто из жителей Рукиной слободки не спал, но никто избу и не тушил. Многие плакали и молились, потому что, несмотря на связь Анастасии с нечистой силой, им было ее жалко. Многим казалось, что живущая без родителей девушка если и стала легкой добычей Дьявола, то в этом была вина не только ее, но и обстоятельств. И лишь забота о спасении Рукиной слободки от голода сковывала этих людей в свойственном им мягкосердечии. Они окружали избу Анастасии, чтобы не дать ей оттуда вырваться, и закрывали уши ладонями, чтобы не слышать ее предсмертных криков. В шуме пламени они их и не слышали.

Когда изба догорела, самые смелые отважились рыться в пепле, чтобы проткнуть осиновым колом то, что осталось от Анастасии. Не найдя же никаких следов сгоревшей, слободские еще более уверились в ее виновности, поскольку от невинного человека должно же было хоть что-то остаться. И все убедились в том, что Анастасия исчезла, яко исчезает дым, и погибла, яко тает воск от лица огня, от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением.

Но Анастасия не исчезла. Понимая, к чему идет дело, в ночь пожара она тайно бежала из Рукиной слободки. Бегство ее осложняли тошнота и головокружение, но главное – тяжелый живот, в котором ворочалось ее дитя. Главная же сложность состояла в том, что бежать ей было некуда. На всем свете был у нее один лишь старец Лавр, предсказавший благополучный исход событий. И его предсказание (Анастасия на ходу размазывала слезы по щекам), кажется, не сбывалось.

Царапая лицо и руки о летевшие навстречу ветви, в сердце своем Анастасия ругала старца за отказ помочь ей и называла его чуть ли не виновником своих бед. Когда же вскоре после полуночи она приблизилась к пещере Лавра, гнев покинул ее сердце, а силы – тело. У нее уже не было ни упреков, ни даже слез. Тяжело дыша, Анастасия опустилась на землю и позвала Лавра. Ее вырвало.

С плошкой воды в руках из пещеры вышел Лавр. Он омыл Анастасии лицо и руки.

Меня пытались сжечь, прошептала Анастасия. Они думают, что я имею во чреве моем от Дьявола.

Лавр молча смотрел на Анастасию. Глаза его были полны слез.

Так почему же ты молчишь, крикнула Анастасия.

Лавр положил ей руку на лоб, и Анастасия почувствовала прохладу.

Лавр делит свою пещеру пополам. Они с Анастасией собирают ветки и, связывая их друг с другом веревками из вьюна, сооружают в пещере внутреннюю стену. В стене внешней прорезают вход, которым могла бы пользоваться Анастасия. Ко входу приставляют дверь из веток, в которые вплетены папоротники. Второй вход в пещеру они стараются сделать незаметным.