Андрей Шляхов - Невероятные будни доктора Данилова - от интерна до акушера

— Куда только нас не заносит в снах, — поморщился Полянский. — В позапрошлую ночь мне приснилось, что я работаю в Голливуде режиссером.

— Ты снимал порнофильмы? — деловито уточнил Данилов, сворачивая набок крышку на очередной бутылке.

— Почему сразу порнофильмы! — обиделся Полянский. — Я снимал обычное кино и переживал, что не смог заманить на главную роль Пенелопу Круз… И что с того?

— Дело в том, друг мой Гоша, — преувеличенно миролюбиво начал Данилов, — что мне снилось мое собственное прошлое, а не какие-то сказки. Дело в том, что каждую из своих женщин я сравнивал с той, которую потерял. Дело в том, что, когда судьба свела меня с ней на одной подстанции, я испытал нечто вроде радости от того, что она — рядом, пусть и не в том самом смысле.

— Она свободна, ты свободен. В чем же дело? — удивился Полянский. — Купи орхидею, это стильно и не шаблонно, Елена непременно оценит, приди на подстанцию в свой нерабочий день и сделай ей предложение. Нет, лучше так — подари ей цветы, поговори минут пять на разные темы, а затем пригласи ее в театр или на выставку. В Политехническом идет вполне подходящая выставка американского постера тридцатых — пятидесятых годов.

— Чем она подходящая?

— Интересно, забавно и есть возможность от экспоната протянуть параллель в жизнь.

— Хорошо, а что дальше?

— Тебе сколько лет?! — Полянский так стукнул ладонью по столу, что бутылки жалобно зазвенели. — Зачем ты задаешь глупые вопросы?!

— Наверное, чтобы услышать на них умные ответы, — улыбнулся Данилов. — Разрази меня гром, если я понимаю, как от плаката можно протянуть параллель в жизнь? Поясни, пожалуйста.

— Ну, например, встал ты перед постером «Касабланки», вздохнул и посмотрел на Елену. А она тоже вздохнула и посмотрела на тебя. Потом ты берешь ее под руку, слегка притягиваешь к себе и проникновенно говоришь, глядя в ее глаза: «Как хорошо, что у нас с тобой есть время все исправить!»

— А она маняще улыбается мне и кружится в танце по музейным залам, распевая при этом длинную страстную песню на хинди! Гоша, тебе снятся неправильные сны. Ты не в Голливуде картины снимать должен, а в Болливуде сценарии писать! Нарасхват пойдут!

— Да ну тебя! — на этот раз Полянский, кажется, обиделся всерьез. — Пойду сварю кофе!

Он взял опустевшее блюдо, поставил на него две тарелки — свою и Данилова, полные рыбьих голов и костей, смахнул туда же сор со стола и удалился, даже не взглянув на Данилова. Стоило ему выйти, как Данилов поднялся, развернул свое кресло, поставил перед ним низкий резной столик красного дерева, единственный антикварный предмет в доме Полянского. Владелец утверждал, что столик некогда принадлежал Наполеону Бонапарту, но Данилов не спешил этому верить. Включил телевизор, уселся в кресло, водрузил ноги в носках на столик и защелкал кнопками на пульте в поисках канала путешествий.

— Вова! — от возмущения, вернувшийся с кофе и сухофруктами, Полянский чуть не выронил из рук поднос. — А ну убери ноги с мебели, на которой писал свои приказы Наполеон!

— Французский император был коротышкой, но не настолько, — Данилов остался сидеть в прежней позе, только слегка приглушил звук у телевизора. — Писать за таким столиком мог только гном или хоббит. Уж не возьмешься ли ты утверждать, что этот колченогий уродец принадлежал самому Фродо Бэггинсу?

— Убери ноги! — Полянский поставил на стол две дымящиеся чашки и вазочку из трех секций с курагой, изюмом и черносливом.

— И заруби себе на носу, — невозмутимо продолжил Данилов, — что императоры не пишут сами своих приказов, для этого существуют писцы. Императоры только подписывают приказы и прикладывают к ним личную печать. Кстати, как выглядела личная печать Бонапарта?

— Не знаю, — Полянский собрал на поднос пустые бутылки.

— Жаль, — Данилов выглядел искренне огорченным. — А то можно было бы вырезать ее в углу этой подставки для ног в подтверждение твоих слов.

— Идиот! — кратко высказался Полянский и унес поднос с пустыми бутылками на кухню.

Когда он вернулся, то застал Данилова пьющим кофе в прежней позе. Только на экране телевизора вместо передачи о путешествии в Конго под ритмичную попсовую музыку кривлялись три полуголые девицы.

— Перед визитом к тебе я вымыл ноги и надел чистые носки, — сообщил Данилов. — И надо сказать, что я не зря так готовился — кофе ты варишь превосходный.

— Твое счастье, что у меня дома нет цианистого калия… — пробурчал Полянский, усаживаясь в свое кресло и беря чашку с блюдца.