Ивэн Хантер - Сборник Рассказы

- Тут малость душновато, вы не находите? - не унимался он.

- Да... немного, - согласилась она.

- У меня в номере прекрасный кондиционер, - сообщил Джек и снова мило улыбнулся.

- Э... не знаю, - промямлила Конни.

- Можно заказать выпивку наверх, - предложил он. - Почту за честь взять урок танца у такой хорошенькой девушки.

- Пожалуйста, не надо, - взмолилась она.

- Нет, я серьезно. Немного потанцуем...

- Пожалуйста...

- Выпьем по маленькой...

- Пожалуйста... пожалуйста...

- Чуток повеселимся...

Она посмотрела ему в лицо. Посмотрела трезво и спокойно. Ложь в глазах, ложь на устах.

- Ведь я некрасивая, - тупо проговорила она.

- Еще какая красивая, - заспорил Джек. - Одна из самых красивых девушек в этой гостинице.

Конни резко кивнула и опустила глаза. На самом краю поля зрения виднелась рука Джека и тоненькая белая полоска на загорелом безымянном пальце. Он слишком поздно снял обручальное кольцо.

- Вы женаты? - спросила она.

- Да.

Конни молча кивнула.

- Это имеет какое-то значение?

- Нет, - ответила она. - Не имеет. Ничто не имеет никакого значения. - Она поднялась. - Приятного вечера и спасибо за виски.

- Эй, а как же урок танца?

Она молча вышла из бара. На глаза навернулись слезы, взгляд затуманился. Тем же вечером Конни покинула гостиницу. Похоже, оставаться дольше не имело смысла. Ничто не имело смысла. Она надела белый полотняный костюм и теперь вместе с коридорным нетерпеливо дожидалась лифта. Скорей бы убраться отсюда!

Открылись створки. Конни вошла в кабину, коридорный с четырьмя баулами втиснулся следом. Стоявший в углу кабины мужчина смерил Конни взглядом. Лифт неторопливо пополз вниз. Похоже, мужчина в углу нервничал. Ему было лет тридцать пять. В карих глазах читалось какое-то мрачное торжество. Кажется, мужчина хотел заговорить с Конни, но не проронил ни слова, только нервно дергал кадыком. Наконец, когда лифт почти достиг первого этажа, мужчина едва слышно произнес:

- У вас такие красивые глаза. Самые... - Он смущенно взглянул на коридорного и лифтера. - Самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел.

Конни повернулась к нему; её лицо пылало и дышало ненавистью.

- Заткнитесь! - прошипела она. - Заткнитесь и будьте вы прокляты!

Открылись дверцы, и лифтер возвестил:

- Вестибюль.

Конни вышла из кабины. Мужчина смущенно взглянул на лифтера, пропустил вперед коридорного с баулами и ступил в вестибюль. Он смотрел на Конни, пока та расплачивалась с портье, пока коридорный вытаскивал её баулы на улицу и останавливал такси. Потом долго смотрел вслед отъезжающей машине с одинокой фигуркой на заднем сиденье. Коридорный вернулся в вестибюль, запихивая в карман доллар.

- Ну и баба, - сказал он, обращаясь к мужчина. - Уж больно обидчивая.

Мужчина не ответил. Он долго смотрел сквозь стеклянные двери на опустевшую улицу, на то место, где ещё недавно стояло такси, умчавшее девушку неведомо куда.

Наконец он проговорил:

- У неё прекрасные глаза. Самые прекрасные, какие я когда-либо видел...

Он купил газету в табачном киоске и просидел за чтением до полуночи. А потом поднялся в свой тихий номер и лег спать. Один.

Под дождем, истекая кровью, лежал юноша в ярко-красной нейлоновой куртке с надписью «Королевская гвардия». Юношу звали Энди — это имя было аккуратно вышито черными нитками на груди, над самым сердцем. Энди.

Его ранили десять минут назад. Нож вошел в тело немного ниже грудной клетки и с силой вспорол живую плоть, оставив широкий надрез. Энди лежал на тротуаре, а мартовский дождь хлестал его по куртке, и хлестал его по телу, и смывал кровь, что лила из открытой раны. Он испытал мучительную боль, когда нож вошел в тело, а потом, когда его выдернули, — внезапное облегчение. Он услышал чей-то голос: «Вот тебе, Король!», потом звук торопливых шагов сквозь шепот дождя, а потом он рухнул на тротуар, зажав рану, стремясь остановить кровотечение.

Он попытался было крикнуть: «На помощь!», но голоса не было. Он не знал, почему не было голоса, и почему дождь вдруг стал таким сильным, и почему в его теле оказалась открытая рана, из которой красными каплями высачивалась жизнь. Было полдвенадцатого ночи, но он не знал, который час.

Было и еще одно — то, чего он не знал.

Он не знал, что умирает. Лежа на тротуаре, истекая кровью, он думал только: «Жаркое было дело. Ловко они меня окрутили», но ему было невдомёк, что он умирает. Узнай он об этом, он бы испугался. Но он лежал в неведении, а кровь все текла и текла , и он хотел позвать на помощь, но звуки застряли в горле.