Анатолий Иванов - Тени исчезают в полдень

Через некоторое время появился из боковых дверей Григорий.

— Христос! Христос!! — как по команде, завопили люди, повалились на колени, поползли к нему. — Благослови, благослови.

Но Христос никого благословлять не стал.

— Братья и сестры! — завопил он, как показалось Зине, испуганно. — Нет большей радости, когда в лоно Божье приходит новая обращенная душа. Помолимся же за нее Господу нашему, вознесем ему свои молитвы.

Люди выстроились в круг. Григорий молча схватил Зину за руку, поставил в центр и принялся громко читать молитву. Зина не слушала, она тревожно думала о сыне: как там он с Евдокией? А кругом меж тем творилось что-то невообразимое. Вместо яркого света в комнате сейчас стоял полумрак. Люди не то пели, не то причитали, покачиваясь в такт своим завываниям. Круг то сужался, то расширялся. От всего этого Зину мутило, ей казалось, что еще немного — и ее вырвет.

— ... И говорит мудрейший из смертных: «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице...» — возвысил голос Григорий, и вся толпа колыхнулась, пошла по кругу.

— Иди, иди и ты! — подтолкнула Зину Гликерия.

И Зина пошла. А голос Григория меж тем гремел:

— Вот четыре малых на земле, но они мудрее мудрых: муравьи народ несильный, но летом заготовляют пищу свою; горные мыши — народ слабый, но ставят дома свои на скале; у саранчи нет царя, но выступает вся она стройно; паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах... И вот как, братья и сестры, следует понимать слова сии...

Но как надо их понимать — Зина уже не слышала. Хоровод внезапно рассыпался, люди запрыгали то парами, то в одиночку, завопили кто во что горазд. Среди шума, визга, плача, стона можно было лишь разобрать отдельные выкрики: «Ой, Бог!», «Ой, благодать!», «Он, он, святой дух!!»

Какой-то крик вырвался невольно и из Зининой груди.

— Кричи, кричи громче, родимая, — зашамкали над ухом Гликерьины губы. — Он услышит и оборонит... И тебя, и сына. И не жалей себя! Христос Григорий смотрит. Волосы рви, лицо царапай, чтоб громче вопль исторгался...

Кругом действительно рвали волосы, царапали лица... Подчиняясь не голосу Гликерии, а чему-то другому, властному и непонятному, Зина потащила с себя платок...

.. А потом опять розовое личико сына, шмыгающие перед глазами старухи, напоминания о надобности крещения младенца, сообщения о скором причащении какой-то кровью Христовой.

— Уж и не знаем, с чего так Христос Григорий благоволит к тебе! — зудели и зудели старухи. — Других то не по одному году без причащения держит. Ну и счастье тебе, девка, привалило...

«Причащение так причащение», — равнодушно подумала Зина, не ощущая никакого счастья.

Причащаться повела ее другая старуха, Евдокия.

Весь обряд происходил в той же комнате. Однако народу было в ней намного меньше, чем на радениях, — видимо, сюда допускались только избранные.

Когда появился Григорий, все стали вдоль стен на колени.

— Братья и сестры! — усталым голосом начал Григорий. — Все вы, люди нового Израиля, знаете и помните вещие слова Исайи: помилует Господь Иакова, и снова возлюбит Израиля, и поселит на земле их... И воистину возлюбил вас Господь... Потому что поганые тела ваши еще здесь, на грешной земле, а души уже там, на святых и чистых небесах, во владениях господних. Вы не жалеете страданий, чтоб изнурить грешные тела свои, и придет блаженная минута, когда вырвется душа каждого из вас из оков проклятых и вознесется...

Понемногу Христос распалялся, проповедь его становилась все красноречивее. Не жалея слов, он расписывал блаженства загробной жизни. Люди, стоящие на коленях, начали рыдать.

— ... Вижу, вижу в сонме ангелов святых, порхающих вокруг трона Божьего, и душу причающейся сегодня к великому братству нашему сестры Зинаиды. Но... что это? О Господи! Голубое сияние разливается вокруг Зинаиды нашей! Это Господь поворачивает к ней лик свой... Виданное ли знамение?! И ведь до причащения святого...

Голос христа Григория дрогнул, умолк. И тогда завыли вокруг люди, поползли на коленях к Зине, протягивая к ней руки, закричали:

— Знамение! Знамение!! Знамение!!

Зина отшатнулась и, вся дрожа, прижалась к высохшему, жесткому, словно дерево, телу Евдокии.

— Дура ты, не бойся! — зашептала старуха. — Радуйся, радуйся знамению великому... Ведь богородицей, значит, будешь... Да что это медлит Христос наш! Ведь причащаться скорее надо...