Джозеф Кутзее - Жизнь и время Михаэла К.

Теперь они могли отправляться в Принс-Альберт, в гости к друзьям или просто погулять по вельду. Мимо К. проследовало целое семейство, восемь человек: отец и мать в скромных черных одеждах, девочки в розовых и белых платьицах и в белых шляпках, мальчики в серых костюмчиках и в галстуках, ноги втиснуты в начищенные до блеска черные ботинки — они вышли за ворота и пустились в неблизкий путь до города. За ними последовали другие обитатели лагеря: стайка девочек — идут, взявшись за руки, смеются; гитарист с сестрой и своей девушкой.

— Может, и нам в город? — обратился К. к Роберту.

— Пусть молодежь идет, коли им хочется, — сказал Роберт. — Чего там такого особенного, в Принс-Альберте, в воскресенье? Я сколько раз был, ничего интересного. А ты иди с ними, если хочешь. Купи чего-нибудь прохладительного, посиди за столиком перед кафе, почешись — ведь, поди, блохи тебя здорово начкалили. Больше там делать нечего. Я тебе вот что скажу: если мы в тюрьме, пусть это и будет тюрьма, и нечего делать вид, будто ты на воле.

И все же К. вышел за ворота. Он медленно брел по берегу речки Яккалс, покуда не скрылись из виду колючая проволока, и палатки, и насосный ветряк. Тогда он лег на теплый серый песок, надвинул берет на лицо и заснул. Проснулся он весь в поту. Он сдвинул с лица берет и сразу сощурился. Огромное — во весь небосвод — солнце ударило ему в веки всеми цветами радуги. «Я как муравей, который потерял лаз», — подумал он. Он запустил обе руки в песок и стал снова и снова просыпать его меж пальцев.

В больнице ему сбрили усы, но теперь они стали отрастать и прикрыли верхнюю губу. И все ж ему было нелегко сидеть у костра вместе с Робертом и его семейством — дети не сводили с него глаз. Особенно один малыш, он прямо-таки впивался в него глазами и не отводил взгляда, куда бы К. ни пересел. Смущенная мать тащила его в палатку, но он хныкал и вырывался, а К. не знал, что ему делать, куда смотреть. Он подозревал, что девчонки постарше смеются за его спиной. Он никогда не знал, как себя вести с женщинами. Благотворительницы, что привозили суп, оттого ли что он такой худой, а может, просто считали его дурачком, постоянно разрешали ему подчищать остатки из бачков с супом: три раза в неделю это была его еда. Половину своего заработка он отдавал Роберту, остальные деньги носил в кармане. Покупать ему ничего не хотелось: в город он не сходил ни разу. Роберт по-прежнему приглядывал за ним и давал советы, но про лагерь говорить перестал.

— Таких сонуль, как ты, я сроду не видел, — сказал как-то Роберт.

— И верно, — согласился К. Он поразился, что Роберт это заметил.

Работы у моста закончились. Два дня все мужчины оставались в лагере, потом приехал муниципальный грузовик и отвез их на дорожные работы. К. стоял в очереди у ворот вместе со всеми, но в последний момент отошел в сторону и не полез в кузов.

— Я болен, не могу работать, — сказал он охраннику.

— Решай, как знаешь, — сказал тот, — но платить тебе не будут.

К. вынес тюфяк и лег в тени барака, прикрыв лицо согнутой в локте рукой; лагерь жил вокруг него своей жизнью. Он лежал так неподвижно, что малыши, которые сначала держались на расстоянии, стали его тормошить и поднимать, но так и не подняли и тогда включили его тело в свои игры. Они карабкались на него, валились плашмя, как будто он был просто бугорком на земле. Все так же закрывая лицо, он перекатился на живот и обнаружил, что может дремать, даже когда маленькие чертенята сидят на нем верхом. Ему было приятно. Ребячьи прикосновения будто вливали в него здоровье; он огорчился, когда приехала санитарная служба и двое мужчин стали засыпать известью отхожие места, отогнав К. и ребятишек подальше.

К. подошел к загородке и спросил охранника:

— Можно мне выйти?

— Ты ведь, кажется, болен? Утром ты сказал мне, что болен.

— Я не хочу работать. Почему я должен работать? Это не тюрьма.

— Работать не хочешь, а чтобы тебя кто-то кормил, хочешь?

— Мне не нужно все время есть. Когда захочу есть, пойду работать.

Охранник сидел в качалке на крыльце караулки, прислонив ружье к стене возле себя. Он улыбнулся, глядя куда-то вдаль.

— Так ты откроешь ворота? — спросил К.

— Кроме как с рабочей бригадой ты отсюда не выйдешь, — сказал охранник.

— А если я перелезу через загородку? Ты что сделаешь?

— Если ты перелезешь через загородку, я тебя застрелю и раздумывать не стану, уж ты мне поверь, так что не пытайся.

К. погладил рукой проволоку, точно решая, рискнуть или нет.