Джозеф Кутзее - Жизнь и время Михаэла К.

— Надевай, — сказала она и перешла к другой койке.

К. сел на койке и надел все это на себя. Шорты были ему велики. Когда он встал, пришлось ухватить их за пояс, чтобы не свалились. И тут он опять увидел в дверях того полицейского.

— Они мне велики, — сказал он сестре. — Дайте мне, пожалуйста, мою собственную одежду.

— Получишь свою одежду на выходе, — ответила сестра.

Полицейский повел его по коридору к столу дежурной и сам забрал сверток в оберточной бумаге. Оба молчали. На стоянке ждала синяя полицейская машина. К., пританцовывая на месте — так жег раскаленный гудрон его босые ступни, — ждал, пока полицейский отопрет заднюю дверцу.

Он думал, что его отвезут обратно в полицейский участок, но вместо этого его провезли через весь город, потом машина тряслась еще километров пять по проселочной дороге и подъехала к лагерю, огороженному посреди пустынного вельда. От своей пещеры в горах К. видел желтый прямоугольник Яккалсдрифа, но принял его за строительную площадку. Ему и в голову не пришло, что это один из трудовых лагерей, что в палатках и в некрашеных деревянных строениях с железными крышами живут люди, а поверх забора в три метра высотой натянута колючая проволока. Поддерживая шорты, он вылез из машины и попал под обстрел любопытствующих взглядов десятков взрослых и детей, облепивших забор по обе стороны от ворот. У входа стояла караулка с крытой верандой, на которой в двух кадках росли два одинаковых серо-зеленых кактуса. На веранде их поджидал толстяк в военной форме. К. узнал синий берет добровольческих отрядов. Сопровождавший К. полицейский поздоровался с толстяком, и они ушли в караулку. К., со свертком под мышкой, остался стоять перед воротами на обозрение толпы. Сначала он смотрел вдаль, потом перевел взгляд на свои ноги; он не знал, какое выражение придать своему лицу.

— Где спер штаны, друг? — крикнул кто-то.

— По всему видать — у нашего сержанта! — ответил другой голос, и послышался смех.

Из домика вышел второй охранник. Он отпер лагерные ворота, провел К. через толпу и зашагал по утоптанному плацу к одному из деревянных бараков. Внутри барака было темно — ни одного окошка. Охранник показал незанятые нары.

— Теперь твой дом тут, — сказал охранник. — Держи его в чистоте, другого у тебя нет. — К. взобрался на нары и лег на обтрепанную поролоновую подстилку; до железной кровли можно было достать рукой. Задыхаясь от жары, он ждал, когда уйдет охранник.

Остаток дня он пролежал на нарах, вслушиваясь в звуки лагерной жизни за стенами барака. В дверь ворвалась стайка мальчишек, они с гиканьем носились друг за дружкой, вскакивали на нары и прятались под ними, а когда убежали, плотно захлопнули дверь. Он старался уснуть и не мог. В горле у него пересохло. Он думал о прохладной пещере в горах, о полноводных ручьях. Тут как в приюте, думал он: я опять попал в приют «Норениус», только теперь я уже старый, я не вынесу. Он стянул с себя рубашку и шорты и развернул сверток; но запах пота, который пропитал его одежду, за эти дни стал затхлым, тяжелым и казался чужим. В одних трусах, распластавшись на нагревшейся подстилке, он ждал, когда кончится день.

Кто-то отворил дверь и на цыпочках приблизился к его закутку. К. притворился спящим. Его голой руки коснулись чьи-то пальцы. Он вздрогнул.

— Тебе плохо? — спросил человек. К. не мог разглядеть лицо мужчины — тот стоял против света, падающего из дверного проема.

— В порядке, — ответил К. Слова, казалось, долетали откуда-то издалека.

Незнакомец все так же на цыпочках вышел из барака. К. подумал: я не знал, мне не сказали, что отвезут обратно к людям.

Немного погодя он оделся и вышел из барака. Солнце припекало, воздух был неподвижен — ни дуновения ветерка. В тени палатки на одеяле лежали две женщины. Одна спала, другая прижимала к груди спящего младенца. Она улыбнулась К.; он кивнул и прошел мимо. Отыскав цистерну с водой, он долго пил. На обратном пути он заговорил с женщиной.

— Можно тут где-нибудь постирать? — спросил он.

Она показала, где душевая.

— Мыло у тебя есть? — спросила она.

— Есть, — соврал он.

В душевой было два таза и два душа. Он хотел принять душ, но вода из крана не лилась. Он постирал белую куртку с нашивкой «Св. Иоанн», черные брюки, желтую рубашку и трусы, резинка в которых совсем растянулась; приятно было погружать одежду в воду, тереть и отжимать ее, стоя с закрытыми глазами, погрузив по локоть руки в холодную воду. Он надел башмаки. Позже, когда он развешивал одежду на веревке, он заметил надпись на стене: «Яккалсдрифский лагерь для эвакуированных. Душ работает: для мужчин от 6 до 7 веч.; для женщин от 7.30 до 8.30. Соблюдайте очередь. Экономьте воду». Он проследил, куда идет труба от цистерны: она ныряла под забор, потом поднималась к пригорку, на котором стояла водокачка.