Андрей Курков - Тонкая математика страсти (сборник)

Уже темнело. Оля стояла у калитки и слушала, как все тише и тише брякало пустое ведро, удаляясь в сторону прудов.

И опять бессонная ночь. И боль в уставших руках, и ощущение сплошной глупости в голове – это из-за утренней надежды на перемены. Перемен не будет. Их, наверное, вообще не бывает. Их только ждут.

И в открытое окно, за которым ночь, все также просачивается вяленый рыбий запах, хотя рыбы в сарае нет. Она точно знает. Она несколько раз за прошедший день заходила туда посмотреть на отсутствие рыбы. Посмотрит, улыбнется – и дальше работать на огород. Так легко работалось!

Утром отвела Оля корову на луг, вернулась, а по всему двору снова рыбья вонь. Федор стоит спиной к ней перед вкопанным в землю столом. Рыбу разделывает. Внизу на земле соседская кошка потроха рыбьи жует.

Сплюнула в сердцах Оля и на огород пошла.

А вечером Федор опять собрал свои рыболовные монатки и понес с собою к прудам уже не одно, а два пустых ведра.

Так и повелось из вечера в вечер. Уже и сарай весь под низким потолком рыбой завесил, и комору, где пустые банки для консервирования хранились. Начал шесты на заднем дворе в землю вбивать и веревки между ними навешивать.

Молча и угрюмо следила Оля за происходившим. Изредка видела лицо Федора и замечала в его глазах какой-то лихорадочный азарт. «Может, спятил? – думала. – Может, к врачу его?» И тут же вспоминала, что к врачу – это в райцентр. А в райцентр – это на целый день. А тут бурьяны, колорадский жук с колхозного поля ползет, пырей огород по краям поджимает. То посреди помидорных грядок вылезет, то среди морковки. И ничем его взять нельзя – только голыми руками. Сердцевинку с травой вытянешь, а потом тяни аккуратно подземные усы-корни, чтобы в другом месте не вылез. Только вздыхать приходилось, но зато уж вздыхала так тяжело, что после двух-трех вздохов отпускало, легчало. И можно было снова в три погибели сгибаться над будущим урожаем. Хоть самого будущего, конечно, ей не видать, а урожай будет! И картошка, и буряк, и лук…

Светило солнце, стараясь хоть так смягчить наступление осени. Жаворонки зависали где-то в небе и пели – заливались, будто все у них хорошо было.

«Вот бы птицей стать… – подумала Оля и посмотрела на себя, на свои толстые крепкие руки, на упругий бочонок тела, на ноги, носившие этот бочонок без устали. – Да нет, какая я птица!» – бросила взгляд на небо, где жаворонок заливался.

Разогнула спину, вдохнула полную грудь воздуха, и тут же – отплевываться. Опять рыбий запах, да еще не обычный солено-вяленый, а с гнильцой. Оглянулась на свой дом, на хозяйство. И все как-то без любви, без щепетильности во взгляде. Вроде и ее, а вроде и нет.

А Федор уже на заднем дворе на натянутые веревки рыбу цепляет. Ему другого запаха и не надо. Вот оно – богатство. Соленое, вяленое. Сухие деньги. Солнце к месту, подсушит таранку и ничего за это не возьмет. А он потом ее в город, к пивным ларькам. Народу – что? Народу пиво без таранки все равно, что язык наждаком тереть. Налетят, раскупят, оставят свои мятые в его карманах. И то справедливо, ведь не ворует, а своим трудом. Так, Бог даст, до заморозков на какой-нибудь старый мотоцикл насобирает. Вот и цыгане ему говорили, что кто-то там у них старый «ИЖ-Спорт» продает! Сначала мотоцикл купит, а потом и жене что-нибудь, чтобы не кривилась. Может, платье. А может, и шапку меховую или платок из козьего пуха. Чё эт он раньше не придумал рыбу на продажу сушить? Ведь всегда был мастер по части таранки! Кому ни подарит – все потом еще просили, и как сушить спрашивали! Вот ведь время какое! А ничего, неплохое время. Надо только придумать, что где брать и куда везти. Иначе говоря – капитализм. «Ничего, – думал Федор. – Привыкнем, приспособимся и дальше заживем! Вон ведь пруды какие большие. Большие и ничьи!»

И вечером снова ведро в ведро, чтобы поудобнее нести было, а в другую руку удочки, червяков садовых, теста. Рыба в прудах дурная, на все идет. И нет, чтобы поклевать. Сразу заглатывает крючок! Голодная, видать.

В воскресенье Федор и не ложился. Пришел с прудов. Рыбу напотрошил, засолил. Натянул веревки между летней кухней и верандой, исполосовал этими веревками все дворовое небо. И стал уже на них рыбу для сушки вешать. На заднем дворе уже столько рыбы висело, что и пескарю б места не нашлось.

Развесил свой ночной улов, переоделся. Набрал в сарае, что возле летней кухни, уже готовой таранки и молча со двора пошел.

Проводила его Оля взглядом через окошко. На улице воскресенье, а на душе у нее – понедельник и плеваться хочется. В хате душно. Надо бы окошко открыть, но тогда вся рыбья вонь внутрь пойдет. И так плохо, и по-другому еще хуже.