Анна Матвеева - Подожди, я умру – и приду (сборник)

Накануне дня рождения мама ворчала: «Одиннадцать лет уже!» Хотя было еще всего лишь десять. На празднике в детском саду хлопала, как в театре, а потом фыркала: «Мирное голубое небо – шесть раз подряд! Далось им это небо!» Мама была взрывная, непоследовательная и чудесная, ее все любили – дети, взрослые, коллеги, родня, соседи, все! Абба помнила, как в школе девочки окружали маму со всех сторон, а одна из них, Зоя Зайцева, которую мальчишки дразнили Зояной, даже тайком нюхала мамино плечо, запоминая запах, и взрослую Аббу это возмущало точно так же сильно, как маленькую. Согласитесь, наглость! Да, у Зояны была совсем другая мама – крикливая, с волосяной дулей на затылке и привычкой облизывать губы – как будто только что съела мороженое, но это всё равно не повод примерять себе чужую мать.

Интересно, думала Абба, заканчивая приборку по соседству, – сейчас я уже в том возрасте, в каком была тогда мама. Ей тоже было тридцать пять, когда Зояна и другие жаркие девочки со всех сторон наваливались на нее в школе. Словно бы каждая хотела забрать себе частичку на память.

Вот так и проходит молодость, продолжала думать Абба. Однажды ты понимаешь, что скоро сравняешься в возрасте с мамой. Или придешь в магазин – а там продавцами работают дети. С пластмассовой кожей, гладкими лбами, загнутыми кверху уголками губ – как недорисованные улыбки. У детей на груди таблички с именами – Анастасия Сергеевна, Дарья Александровна, Елизавета Максимовна.

А выглядят – как дети. И лучше в одно зеркало с ними не смотреться.

Абба отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться работой – как художник перед удачным холстом. Юноша с фотографии смотрел на нее с благодарностью и смущением. Ей нравился этот мальчик, в самом деле – вот он мог бы ей понравиться! Если бы они оба были живы.

Абба быстро глянула на тетку и вытащила из букета лохматую, как болонка, хризантему. Тетка ничего не заметила, цветок лег на могилу мальчика так, словно всегда мечтал здесь лежать – усталым облачком.

В мире мертвых Аббе всегда было легче и понятнее, чем в мире живых. У мертвых вполне понятные требования и ожидания – их надо помнить, следить за их могилами и молиться за упокой души. Обидеть, предать, сделать больно умершие не умели, а с годами память о них становилась всё лучше.

О предательстве Абба знала не из книжек – ей сделали однажды так больно, что след от этой боли остался с ней навсегда – как старый шрам, ноющий при перепадах погоды. В конце пятого курса, когда все девушки вдруг – словно герои в телесериале, ближе к финалу – начали спешно устраивать свои судьбы, Абба влюбилась, и получилось это у нее очень неудачно. Мужчина оказался жадным до всего нового, он был счастлив с Аббой ровно две недели, после чего легко освободился от нее – так отдают бедным родственникам разонравившиеся шмотки.

И на этой части жизни Аббы отныне тоже стоял крест. Тетка, впрочем, пыталась устроить ее судьбу – еще два года назад знакомила ее с холостяками и мамиными сынками, как на подбор убогими, но с претензиями. Мания величия как продолжение комплекса неполноценности.

Аббу вполне устраивало ее нынешнее состояние – она даже считала себя счастливой. А как же? Наше счастье, как и жизнь, есть сон.

Тетка наконец распрямилась и тут же, ойкнув, схватилась за поясницу. Единственный родной человек на земле – Абба так боялась потерять ее, что временами мечтала о том дне, когда это случится – чтобы исчез отупляющий страх.

– Давай цветы, – сказала тетка, и Абба развернула бумажный сверток с розами.

Сейчас будет самая тяжелая часть сценария, когда тетка начнет плакать над Наташей и просить Аббу оставить ее с дочкой наедине. Обычно Абба уходила к дорожке и не сводила глаз с могилы, переступая с ноги на ногу и ощущая собственную ненужность, как изъян или болезнь.

Но в этот день, в это пятое мая, всё должно было пройти по-другому – изменения, скорее всего, начались раньше, просто ни Абба, ни тетка этого не заметили, обманутые привычными действиями. Уютная рутина – она и убивает, и дает жизнь.

Абба ждала тетку, когда к ней с двух разных сторон подошли старая собака и старая женщина. Они были очень старые и очень уставшие, но смирившиеся с тем, что им придется доживать свой век. Да, и они, без всяких сомнений, хорошо понимали друг друга. Собака – боксер, с крутыми передними лапами, похожими на скобки, и всё еще мощной грудью, но во взгляде у нее уже была та самая тоска, которая не выводится никакими сахарными косточками и солнечной погодой. Женщина в цветастом костюме, какие носили в перестроечные времена, с умными, темными, потухшими глазами.