Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни

— Еще бы! Ты настраиваешь их. Не торопись делать выводы. Пойми, что больше я не мог сидеть сложа руки.

— Я не тороплюсь. А вот ты поторопился. Петро хотел порекомендовать тебя на свое место. Главным редактором научно-популярных передач. Ты бы справился. И начальство телевизионное тебя знает. А то наломал дров. Ты там. Я — тут. Что это за жизнь?

— Это все временно. А телевидение — не мой хлеб. Я не журналист по образованию. Не горюй. Все утрясется, — пробовал утешить жену. — Может, через неделю приеду, тогда все обсудим. Всем привет! Целую! — и положил трубку.

Сидел за столом, почувствовал снова тяжесть в затылке — поднимается давление, а так хорошо чувствовал себя час назад. Ему совсем не хотелось ехать в город. Открылась входная дверь. Кто-то затопал в коридоре. Андрей вышел из кабинета — перед ним стоял помощник Виктор. В пиджаке внакидку, в галошах на босу ногу.

— Ну, дозвонились? А то картошка уже готова. Остынет. И форму ж замочить надо. — Похоже, Виктор заметил не слишком веселое лицо шефа, потому добавил: — От, чтоб ваша жена увидела вас в новой форме. Она б все бросила и помчалась за вами на край света.

— Дорогой мой, не так все просто. Без женщин так же тяжело, как и с ними. Сказал это давно мудрец Сенека. И это действительно так.

Они опрокинули по рюмке местной ржанушки-веселушки за новую форму и первую зарплату. Закусили салом с луком, поджаренной на электроплитке картошкой с солеными огурцами. Здоровая натуральная пища. Так думал Сахута, со смаком жевал сало, хрустел луком, и ему не хотелось никаких жениных лакомств.

Спал Андрей крепко. Ему ничего не снилось. Проснулся, когда в комнате было еще темно, сладко потянулся, увидел в полумраке блестящие пуговицы кителя, висевшего на плечиках на гвозде, поскольку шкафа в комнате не было. Подумал о Полине, может, она сегодня приедет. И ощутил небывалый прилив сил. Какое-то первородное желание жить вопреки Чернобылю, распаду партии, раздраю экономическому. И его жизненный узел показался не таким уж запутанным, а положение совсем не безнадежным.

Но в тот день встреча с Полиной не состоялась. Зато неожиданно в лесничество притрюхал на велосипеде земляк Иван Сыродоев. Жил он теперь в Белой Горе. Переселился туда сразу после Чернобыля, поскольку и работал тогда председателем сельсовета. Года три занимал это кресло и после пенсии. Сахута как раз спустился с крыльца — собирался идти на пилораму, посмотреть, что там делается. Сыродоев бросился к нему с объятиями.

— Скажу по правде, Андрей Матвеевич, когда услышал… Ну, что вы сюда вернулись, не поверил своим ушам. А теперь во вижу вас своими глазами. Форма вам к лицу, Матвеевич. Некогда у меня была похожая. Финагентовская. Только малость темнее. А вы молодо выглядите, Матвеевич. Еще жить да жить.

— Помню вас, Иван Егорович, в форменной шинели. Зима. Сугробы через дорогу. А вы в шинели и резиновых сапогах. С военной сумкой…

— Было такое, — скупо улыбнулся Сыродоев, будто стеснялся показать желтоватые редкие съеденные за немалый уже век зубы. — А я помню тебя мальцом. На коньках. Я ж привез те коньки аж из Германии.

— За коньки, дядя Иван, я вам всегда благодарен. Таких ни у кого не было. Помню, Беседь зимой разлилась. А потом замерзла. От деревни до леса лед блестит, как зеркало. Ох, и полетал я тогда на коньках!

Воспоминания воспоминаниями, однако же не ради этого прикатил земляк.

— Какая у вас забота, Иван Егорович? — спросил Сахута.

— Да хочу выписать хворосту. Вы ж березняк прореживаете?

— От, не знаю, есть ли готовый. Помощник займется этим. Скажу, чтобы решил вашу проблему.

— Подождите, Матвеевич, есть разговор. Может, присядем? Болят ноги, чтоб их волк. Оно и не диво. Столько выходил за свою жисть.

Сыродоев подошел к лавочке у штакетника, пригнулся, полой пиджака вытер ее с расчетом и для себя, и место для собесянника.

Возражать не приходилось. Андрей сел подле гостя.

— Если нет готового хвороста, не беда. Дайте делянку. Я с женой вырублю. Только чтоб подальше, может, под Белый Камень. Тут же кругом радиация. Отсюда дрова никто не берет. А то дома будет свой реактор. Во, дожились! Правда, живности всякой больше стало. Лоси ходят стадами. На днях Костик Воронин был в лесу. Так семейка лосей прямо на него вышла. Лось, лосиха и теленок. Да большой уже. Здоровенный рогач землю копытом начал рвать. Костя за деревья спрятался. Чуть успел. А то лось поднял бы на рога. Еткий здоровила! — Иван немного передохнул. Взглянул на собесянника, будто прикидывал, готов ли тот выслушать его просьбу.