Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни

Вот и Дом книги. Серая двенадцатиэтажная громада торцовой стеной жалась к широкому проспекту. Петро невольно подумал, что так давно живет в Минске, а в этом доме не был. Правда, книжный магазин «Светоч», размещавшийся сбоку, наведывал много раз. И вот теперь он будет ходить тут ежедневно. Вчера утром об этом и думать не думал. Интересна жизнь своими поворотами! В нем вызревала решимость принять предложение друга. Рикошетом развал КПСС оказал влияние и на его судьбу — раньше мог бы вмешаться ЦК и не отпустить его, нужно было бы сниматься с учета в одном райкоме, становиться на учет в другом. Жизнь упростилась. А может, наоборот, усложнилась? Больше будет бедлама? Чиновничьего самодурства?

Ровно в половину девятого Петро Моховиков переступил порог издательской приемной. В небольшой комнатушке за массивным столом сидела смугловатая девушка в очках и печатала на пишущей машинке. На светло-коричневой двери справа бросалась в глаза табличка «Директор», а слева на такой же двери было написано — главный редактор. Значит, кабинет за этой дверью может быть моим, подумал Петро, поздоровался и назвал себя. В этот миг дверь открылась. Владимир Климчук, высокий, грузный, также в очках на широком лице, басистым голосом произнес:

— Заходи, Петро. Разденешься у меня.

Не теряя времени, он достал лист бумаги, подал гостю.

— Ну что, будем работать? Тогда пиши заявление. На мое имя. Как жена? Поддержала?

— Ты прав, — улыбнулся Петро. — Как сказал, буду зарабатывать больше, сразу согласилась. Хоть она и без этой фразы не возражала бы. Мы хорошо живем. Я рад, что нашел ее.

— Тебе можно позавидовать. Об этом в другой раз. Садись, может, за этот стол, — Климчук показал на длинный стол вдоль стены довольно большого кабинета. — Ко мне будут заходить люди. А тебе нужно написать заявление, заполнить листок учета кадров. Автобиографию. Краткую, излишне не растягивай. И пойдем к начальнику управления кадров. Я вчера с ним переговорил. Пойдем знакомиться.

В тот день, как обычно по вторникам, в два часа дня у заместителя председателя Гостелерадио Ивана Кузьмича проводилась планерка, на профессиональном языке — задел. Иван Кузьмич, имевший прозвище Биллиардный шар, поскольку свою круглую голову обычно брил под ноль, долгое время работал директором программ. Раньше над ним насмехались, когда он произносил слово «стенарии». Теперь сценарии он читал редко, поэтому сие слово от него слышали реже, молодые сотрудники даже и не знали, о ком говорят коллеги: главный читатель «стенариев». В свое время Иван Кузьмич работал в отделе пропаганды ЦК партии, оттуда его спустили директором программ телевидения, имел он двух заместителей, персональную черную «Волгу» и от темна до темна сидел в небольшом прокуренном кабинетике на старой телестудии, размещавшейся на берегу Свислочи. Теперь он заимел шикарный кабинет в новой высоченной махине телестудии.

Планерки-заделы, обсуждение программ телевидения на неделю Иван Кузьмич проводил, как сам любил говорить, в темпе. Так было и на этот раз. У Петра Моховикова было странное ощущение: неужели сегодня последняя планерка для него? Ну, могут неделю-две подержать, хоть имеют право тормознуть и на месяц, но он надеялся, что отпустят. Раз человек твердо решил перейти на другую работу, нечего водить его за нос.

В конце каждой планерки шеф телевидения позволял себе краткий монолог: «озадачить» подчиненных, настроить на творческую, а главное дисциплинированную слаженную работу, поскольку их огрехи сразу видны всему белорусскому народу. Монологи эти были похожи, как два биллиардных шара, но Иван Кузьмич не мог представить планерку без этого финального аккорда. Планерка без заключительного монолога напоминала выпивку без тоста.

— Ну что, все обговорили. Спасибо за работу. Все свободны, — закончил свой монолог Иван Кузьмич.

Порой кого-нибудь из главных редакторов он просил остаться, чтобы решить некий вопрос. На этот раз в кабинете остался без приглашения главный редактор научно-популярной редакции Моховиков.

— Что, Петр Захарович, есть проблемы? — хозяин кабинета взглянул на часы: значит, куда-то спешил.

— Есть вот такая бумага, — Петро положил перед ним заявление.

Иван Кузьмич прочитал раз, другой, поднял усталые глаза:

— Ты что? Это серьезно? И куда решил рвануть?

— Я бы не хотел пока говорить…

— Ну что за секреты? А я открою тебе свой секрет. Иной раз думаю… Вот в будущем году отмечу юбилей. И попрошусь в отставку. Хоть на рыбалку поезжу. И на свое место предложу тебя. В этом кресле должен сидеть только профессионал. Сам понимаешь, огрехи нашей службы сразу всем видны. А ты, братец, в кусты. Подводишь меня. Хотя я понимаю ситуацию… Так куда все-таки? Не хочешь признаться? Председатель позовет тебя. И мне нужно с ним поговорить. Так что, надо посоветоваться.