Леонид Левонович - Ветер с горечью полыни

Ответа не находил. Но все больше убеждался, что развал не был внезапным, все назревало давно. Года три назад он начал замечать, что в стране что-то происходит не так, что начатая перестройка не способствует укреплению, а наоборот — разрушает экономику, подрывает идеологические опоры общества. По радио и телевидению все больше говорилось про общечеловеческие ценности и все меньше про коммунизм, про идеологическую работу. Говорить об идеологии стеснялись даже сами идеологи. И это веяние, этот ветер дул с востока, из самой белокаменной. А потом в ЦК КПБ бросились менять название идеологического отдела на гуманитарный, инструкторы его в один момент стали консультантами. И в обкоме на Андрея Сахуту смотрели как на человека, который ничего не делает: ни промышленность, ни сельское хозяйство он не курирует, кадры не подбирает, только занимается болтовней. А в современном обществе, на всех парусах мчащемся в демократию, места для ортодоксальных демагогов нет.

Еще острей он ощутил перемены, когда жена однажды сказала:

— Ищи себе другую работу. Никому не нужна твоя идеология. Болтовня эта всем опостылела.

— Ты сама до этого додумалась? Или с чужого голоса поешь?

— У меня свое соображение. И люди об этом говорят. И пишут в газетах. Почитай «Комсомолку». Там открытым текстом сказано… Ну, не так в лоб. Но смысл такой.

Андрей читал нечто подобное и в других газетах. Ада главным образом полюбила «Комсомольскую правду», хоть именно на страницах этого издания шло открытое шельмование идеалов, казавшихся Сахуте святыми, на которых воспитывался он, на которых выросло не одно поколение советских людей. Бывших комсомольцев.

Ищи работу… Легко сказать. Он же не дворник или сантехник. Подметал около одного дома, потом может орудовать метлой около соседнего или еще дальше. Где прикажут. Он же руководитель областного масштаба. Его все знают. Зачем я согласился идти в обком, иной раз костерил он себя. А куда б он делся? Если бы не согласился, так поперли бы на понижение, и все начали бы топтать. Вытирать об него ноги, как о тряпку. В глубине души он считал свое назначение не совсем разумным: лесничий по образованию, не философ, не историк. Почему технари начали руководить идеологией в ЦК КПБ? Дань научно-технической революции? Или дань моде? А потом новоиспеченные цековские «идеолухи» подбирали себе подобных в обкомы и райкомы. В таком подходе Андрей Сахута видел подрыв идеологической работы, ее ослабление. И это поощрялось центром как проявление нового мышления.

Как-то в воскресенье московское телевидение показало программу, в которой были специально подобранные кадры забастовок, демонстраций из всех союзных республик. Его охватили ужас и злость: как можно так показывать?! Диктор ни слова не сказал об осуждении шествий, не анализировались причины. Передача будто призывала: а вы, минчане, почему сидите? Почему не выходите на улицы? Почему не гоните своих партократов, идеологов? Типа Сахуты и ему подобных? Как не понимают этого в Кремле? Куда они смотрят? О чем думает Горбачев? А может, все это делается с его разрешения?

Особенно Сахуту впечатлили события в Китае. Приехал туда Горбачев, на центральной площади Пекина собрались несколько тысяч сторонников демократии, начали митинговать, выступать против власти. Их разогнали, повесили несколько самых ярых закоперщиков. И все успокоилось. Китайцы активно проводят модернизацию. Планомерно. Обдуманно. Не разрушительную перестройку, а модернизацию.

После поражения на выборах Андрей Сахута все чаще думал о своем будущем и перспективах строительства коммунизма. И его будущее, и перспективы коммунизма становились все более туманными и расплывчатыми. И он стал все реже улыбаться, вокруг глаз с каждым днем густела сетка мелких морщинок, от носа до уголков губ все глубже прорезалась морщина-подкова, глубокая и печальная.

Шло время. Ежедневно звонил Андрей бывшим коллегам, товарищам, есть ли у кого на примете вакансия, где бы возможно было устроиться. Ему сочувствовали, успокаивали, обещали поискать, но конкретных предложений не было. Словно обухом по голове ударило известие о смерти ответственного сотрудника ЦК КПБ Семена Михнюка, который некогда водил Сахуту на собеседование к Тихону Киселеву, тогдашнему первому секретарю ЦК Компартии Беларуси. Сахуту тогда избрали первым секретарем райкома. Семен Михнюк не дожил два года до пенсии, свалил преданного партийца инфаркт. «Наверное, и меня ждет такая судьба», — с печалью и безразличием подумал Андрей. Ибо с каждым днем чувствовал себя хуже, Ада каждый вечер устраивала допрос: кому звонил, кто что обещает. И почти каждый вечер вспыхивал скандал: я тебе давно говорила, чтобы искал работу, а ты все чего-то ждал, вот и дождался. Оказался у разбитого корыта.