Джудит Леннокс - Зимний дом

Наконец Фрэнсис осторожно сказал, зная, что его гнев только отпугнет мать:

— Я не выношу этого типа, вот и все. Он тебе не пара. Выйди за кого-нибудь другого — хоть за Ангуса, к примеру. Но только не за Дензила Фарра. — Фрэнсис наклонился и поцеловал мать в шею. — Обещай мне, — прошептал он.

— Обещаю, — ответила Вивьен, глядя на него снизу вверх. Взгляд ее голубых глаз был искренним.

Позже пестрая компания перекочевала во двор, окруженный большими каменными крыльями.

— Как в театре, — прошептал Фрэнсис.

Потом он подбежал к стене и начал взбираться по ржавой водосточной трубе. Хотя гости взяли с собой свечи и керосиновые лампы, его лицо и фигуру скрывала тень; были видны только светлые волосы, освещенные луной. Фрэнсис залез на крышу и пошел по крошившимся зубцам, держа в одной руке бутылку шампанского, а другой поддерживая равновесие. Добравшись до верхнего угла здания и остановившись на фоне звездного неба, он начал декламировать. Звонкий голос Фрэнсиса эхом отдавался в тихом дворе:

— «Быть или не быть — вот в чем вопрос…»

Он прочитал весь монолог, стоя на парапете. В темноте его наряд вполне мог сойти за мрачный черный костюм Гамлета. В конце Фрэнсис церемонно поклонился, Вивьен зааплодировала, а остальные завопили и загалдели. Но Робин, с прижатыми ко рту кулаками, думала только о том, что Фрэнсис вот-вот упадет. Он казался таким хрупким, таким невесомым…

Потом они танцевали на крыше; цепочка извивалась между бельведерами и каминными трубами. Когда танец кончился, кто-то предложил сыграть в прятки, и все разбежались во все стороны, забираясь в убежище священника, шкафы и альковы, как пьяные привидения. Селена поскользнулась на винтовой лестнице и вывихнула лодыжку, а Ангус рухнул в чулане и захрапел, обсыпанный мукой и облитый вареньем из черной смородины. Фрэнсис с глазами, пылающими дьявольским огнем, командовал всеми.

Перед рассветом Робин вышла из дома и села на каменную скамью во дворе. Серую накидку она потеряла; свежий утренний воздух охлаждал ее обнаженные руки. В голове медленно прояснялось. Облупившийся грифон, из ухмыляющейся пасти которого торчала водосточная труба, смотрел на нее со стены.

— Тебе-то хорошо, — вслух сказала ему Робин.

— Первый признак сумасшествия, — прошептал Фрэнсис, опустившись на скамью рядом с ней.

Робин не слышала его шагов. Она потеряла Фрэнсиса и Джо несколько часов назад. Сидя в темноте, она думала: «Все как обычно. Мне вечно приходится с кем-то делить его».

— Я соскучился по тебе, — сказал Фрэнсис.

Она видела, что его силы на исходе; за привлекательной внешностью Фрэнсиса скрывалась печаль, время от времени выходившая наружу.

— Робин, я искал тебя. Несколько часов кряду. Обшарил все комнаты в доме.

— Мне захотелось подышать свежим воздухом. Тут слишком много людей.

Он мрачно сказал:

— Как всегда, верно? Слишком много людей, слишком много шума, слишком много разговоров. Иногда и подумать некогда…

Она вяло кивнула.

— Но ведь ты не уйдешь от меня, правда, Робин? — В его голосе слышался страх. — Робин, я всегда занят. Таскаю тебя туда, куда ты сама не пошла бы. Но ты согласна терпеть меня? Или нет?

Она придвинулась к Фрэнсису, положила голову ему на грудь, и Гиффорд обнял ее. Теперь он целовал ее совсем не так, как накануне вечером, когда они занимались любовью. Эти поцелуи были нежными, нетребовательными и говорили скорее о дружбе, чем о желании.

— Конечно, согласна, — прошептала Робин. — Сам знаешь.

Майя уехала на выходные. Оставила Кембридж днем в пятницу и вернулась в субботу поздно вечером. У нее появилась привычка проводить первые выходные месяца вне города. Никто — даже Лайам Каванах, даже ее экономка, даже Робин и Элен — не знал, куда она ездит. Долгая поездка утомила ее; во всяком случае, именно этим Майя объясняла то, что она как в воду опущенная. Она сидела в гостиной, держала в руках стакан с джином и пыталась не думать о пятнице. Но память продолжала делать свое черное дело: это был последний день Эдмунда Памфилона в «Мерчантс». Он хотел поговорить с ней наедине. И сказал только одно: «Миссис Мерчант, вы не передумаете?» Однако Майя все поняла по выражению его глаз. На смену обычной веселости, которая всегда раздражала ее, пришли отчаяние и страх. Она выдавила из себя несколько банальных фраз о сочувствии и сожалении. В ответ старик отвесил ей старомодный учтивый поклон и ушел из «Мерчантс» навсегда. Майя не могла понять, почему такой пустяк расстроил ее. Говорила себе, что все нормально, что худшее уже позади, что она сделала то, что должна была сделать. Но неловкость оставалась, заставляя Майю ощущать неуверенность в себе. Она знала, почему пьет. Иначе пришлось бы заглянуть себе в душу и увиденное могло ей не понравиться.