Джудит Леннокс - Зимний дом

Она очутилась на стоянке перед гостиницей, начала лихорадочно озираться по сторонам, но не увидела других домов. Боясь, что Пейдж станет ее преследовать, Элен пустилась бежать по шоссе, спотыкаясь на каждом шагу. Наконец она увидела дырку в заборе, выбралась в поле, упала на траву, и ее вырвало.

Потом Элен забилась в угол забора и долго сидела там, плача и дрожа всем телом. Сумка осталась в той ужасной комнате; денег у нее не было, уехать было не на чем. Она понятия не имела, где находится. Невыносимо болела голова, и Элен боялась, что ее снова начнет тошнить.

В конце концов она вернулась на шоссе и пошла пешком. Когда мимо проезжала машина, Элен боялась, что в ней сидит Пейдж. Через некоторое время она добралась до деревни, в которой было всего несколько домов и пивная. В пивной она попросила разрешения воспользоваться телефоном и позвонила Майе за ее счет. Пока Элен звонила, хозяйка стояла рядом и подозрительно следила за ней, поэтому объяснить, что случилось, было нельзя. По ее лицу текли слезы и капали с кончика носа.

Когда Элен прошла в дамскую комнату, она поняла подозрения хозяйки. Чулки были порваны, платье застегнуто вкривь и вкось. Губная помада размазалась, придав ей вид клоуна, волосы выпали из пучка и торчали во все стороны. Глаза смотрели в разные стороны, а алая помада разительно не сочеталась с вишневым платьем. «Я выгляжу той самой дешевой потаскушкой, за которую меня принял Морис Пейдж», — подумала Элен.

Когда позвонила Элен, Майя была дома одна. Она поехала быстро, и на дорогу ушло меньше часа. В дамской комнате она намочила платок, вытерла красное, распухшее лицо Элен и расчесала ей волосы. Элен дрожала всем телом и не могла вымолвить ни слова. Когда встревоженная Майя предложила ей бренди, Элен отчаянно замотала головой.

Дар речи вернулся к ней только в машине, по пути в Кембридж. Элен бормотала что-то бессвязное, но в конце концов Майя поняла, что случилось. Элен согласилась встретиться с каким-то ничтожным коммивояжеришкой, и он набросился на нее. Когда Элен описывала мотель, Майя сочувственно кивала, хотя пришла в ужас. «Но ведь такие места именно для этого и созданы», — едва не сказала она, однако ограничилась тем, что осторожно спросила:

— Милая, ты ведь, надеюсь, ничего ему не позволила?

Элен уставилась на подругу широко раскрытыми красными глазами, и Майя поняла, что смысл вопроса до нее не дошел.

— Я имею в виду… Что он делал?

Лицо Элен сморщилось.

— Он целовал меня. Это оказалось совсем не так, как я думала. Это было ужасно! И он… Он трогал меня. Трогал, понимаешь?! А я его лягнула.

На глаза Элен снова навернулись слезы.

Майя облегченно вздохнула и сжала ее руку.

— По крайней мере, ты избавилась от этой свиньи. Похоже, ты лишила его интимной жизни на несколько дней.

Элен не улыбнулась. Майя на мгновение задумалась. Важнее всего было доставить Элен в дом священника так, чтобы никто ни о чем не догадался. Она слишком хорошо представляла себе реакцию преподобного Фергюсона на известие о Морисе Пейдже. Ее охватил гнев. Такие девушки, как Элен, от которых ханжеское общество требовало слишком долгого соблюдения целомудрия, не могли защитить себя, а если по собственному невежеству попадали в подобный переплет, то их же за это и осуждали.

— Я отвезу тебя домой, — сказала Майя, — и скажу отцу, что у тебя болит голова и тебе нужно сразу лечь в постель.

Но Элен продолжала молчать. Майя обернулась и увидела, что она снова дрожит, а ее широко раскрытые, немигающие, остекленевшие глаза уставились в лобовое стекло.

— Милая, ты еще легко отделалась, — мягко сказала Майя. — Мужчины — настоящие чудовища.

Но ответа не последовало. Майя нажала на газ и поехала еще быстрее.

В Торп-Фене она помогла Элен выйти из машины и провела ее в дом. Стояла ночь; в доме, как всегда, было темно и мрачно, и преподобный Фергюсон, появившийся в коридоре как огромная черная летучая мышь, не видел лица Элен. Майя небрежно сказала:

— Мистер Фергюсон, у нее ужасно разболелась голова. Я провожу ее в спальню.

Потом она ослепительно улыбнулась священнику и повела Элен наверх. Добравшись до спальни, Майя помогла Элен снять платье и надеть ночную рубашку.

— Милая, а теперь ложись спать. Утром тебе станет легче.

Элен послушно нырнула в кровать.

Увидев ее глаза в тусклом золотистом свете керосиновой лампы, Майя встревожилась. Взгляд Элен был потухшим и безнадежным. Майя знала, что подобное не по ее части; она сама много лет прятала свои чувства и привыкла не обращать внимания на чужую боль. Робин, Дейзи или Хью могли бы что-нибудь сделать, но ей, Майе Мерчант, это было не по силам. Она постояла, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь что-нибудь придумать, затем наклонилась, поцеловала Элен в лоб и вышла из комнаты.