— И ты его никогда не видел?
— Нет. И, разумеется, мне никто из людей ничего специально не рассказывает.
— Мне тоже. Вообще, мне кажется, в людях сидит сильный стереотип насчёт способов общения с Существами из других миров. Вот почему, например, тебя не почитают вместо того, чтобы в тебя играть? Или почему не обнимут и не предадутся с тобой эмпатии? У людей столько возможностей, гораздо больше, чем у нас, с рождения неподвижных Существ! И, тем не менее, мы с тобой стараемся жить полной жизнью, а люди… Эх, люди, люди!
— Ты права, Книжка, мир людей мне совсем непонятен. Вокруг них столько жизни, а они словно специально не замечают её.
— Наверно, это их проклятье, — предположила я.
— Всё может быть. Очень похоже.
— А в твоём мире существуют проклятия?
— О, их масса, одно страшнее другого! — улыбнулся Манополюс. — Вот, например, самое распространённое: «Чтобы в тебя заигрались!» Или вот такое: «Сыграй в себя, неудачник!» Или самое тяжёлое, даже я в него верю: «У каждой Игры есть Правила, но ни одна Игра их не знает».
— Расскажи, что такое Правила Игры.
— У каждой Настольной Игры есть свой Разработчик — тот, кто придумывает её Правила.
«Автор!» — подумала я.
— …и каждая Настольная Игра знает эти Правила с рождения.
— Постой, а твоё проклятие этому противоречит!
— На то оно и проклятие. Каждой Игре кажется, что она знает Правила, и с этой иллюзией мы вынуждены жить всю жизнь.
— А настоящие Правила существуют?
— Разумеется. По ним в нас играют люди. Они узнают их непосредственно от Разработчика. А мы не можем, к тому же, мы свято верим в иллюзию того, что знаем.
— И вам этого достаточно?
— Да, потому что если начинать думать о том, что вся наша жизнь — иллюзия, становится больно.
— Но вы разве не страдаете от того, что живёте не по-настоящему?
— Это сложный вопрос, милая Книга. Ведь, помимо собственных Правил, есть ещё много всего, например, сам процесс Игры с Игроками. А ещё процесс общения между нами — ведь Игры не могут Играть друг в друга, хотя это — безумное желание любой Игры!
«Книги тоже не могут читать Литературные Произведения друг друга», — вспомнила я, но вслух сказала:
— Всему можно научиться, дорогой друг.
— Да… наверно…
— Кстати, продолжим, если ты готов. Я выспалась и могу показать тебе, каково это — быть читаемой Книгой. Обними меня крепче…
Манополюс не возражал. На этот раз мне было попроще, хотя партнёр всё равно «захлопнулся» и долго не пускал меня в своё эфирное пространство. Но любовь способна на чудеса, и постепенно Манополюс открылся, перестав меня бояться. Передавать ему картинки из жизни Учителя или очеловеченную себя я пока не стала, ограничившись лишь огнём и водой — ощущениями, которые случились со мной ещё во время чтения вторым Читателем Сержем. Поджечь воображение Манополюса не составило труда. Затем я перенесла его в пространство над водой, выбрав в качестве её хранилища воображаемую речку. Для Книг вода — мучительная боль, поэтому я, конечно, не окунала своего «горящего» партнёра в воду, как не окуналась в неё во время чтения сама. Но само парение над водой, не обусловленное ничем, а значит, способное прекратиться в любое мгновение — это лучшее, что было со мной при контакте с Сержем. Конечно, для Настольных Игр вода вряд ли символизировала боль, и наверняка Манополюс видел и ощущал совсем другое. Но энергией и чувствами наполняла его ощущения я.
Для разнообразия я провела партнёра несколько раз по замкнутому бесконечному тоннелю. На его стенках постоянно сменялись мои видения — абстрактные космические и вполне конкретные земные, и все эти картинки переливались яркими цветами и оттенками, источали разнообразные ароматы, начиная от запаха неискренних отношений, царящего в квартире Николая, и заканчивая сливочным запахом девушки Юли, хоть и не любящей Книги, но пахнущей как ангел.
Я настолько увлеклась процессом, что не заметила, как начала показывать Манополюсу Учителя и сцены в городе Иерусалиме. Прокручивая их ещё и ещё раз в воображении, я всё переживала заново, от чего меня наверняка сильно трясло наяву.
Вдруг картинки смешались: люди, дома, ученики, кресты… Они вспыхнули у меня на глазах и взвились высоко в небо, где зловещей чёрной дырой зиял вход в замкнутый тоннель. Я подумала, что ничего такого не испытывала и не хочу передавать, но процесс отделился от моего восприятия и, более того, стал «набрасываться» на меня, будто бы партнёр стал навязчиво возвращать мне свои ощущения. Что-то пошло не так, я быстро вышла из состояния эмпатии и… объяла руками пустоту. Манополюса рядом не было, а рюкзак больше никуда не двигался. Кромешная тьма по-прежнему была моей надёжной спутницей.
Читать дальше