Урс Видмер - Жизнь гнома

Однажды, наверное это было в последнее лето перед катастрофой расставания, я притаился в тени фарфорового Будды на заднем краю письменного стола — я возглавлял большую колонну, ждавшую за аквариумом моего сигнала «все в порядке», — когда Папа закричал громче, чем обычно, и еще отчаяннее принялся колотить по клавишам своей машинки. Он так сильно стукнул по одной клавише, что рычажок сломался и, подобно бумерангу, пролетел вместе с клавишей над столом, правда, этот бумеранг не вернулся, потому что вначале звякнул о фарфорового Будду, а потом упал в щель между письменным столом и книжным стеллажом. Папа поглядел на свой палец, указательный палец правой руки, которым стучал по машинке, проверил, может ли им пошевелить — смог, но при этом поморщился, — поискал отлетевшую клавишу на столе, на ковре, и на полке, и на подоконнике. В конце концов он улегся на пол.

— А, вот ты где, скотина!

Сверху мне было видно, как его рука шарила в пыли среди дохлых мух и наконец схватила сплющившуюся металлическую деталь. Он вытащил ее, встал, снял очки и поднес клавишу к глазам.

— «О», — сообщил он Будде, — опять «О». Ну да, — и выбросил отломавшийся рычажок вместе с буквой в корзину для бумаг. — Может, получится и без нее.

Папа снова сел за машинку и продолжил печатать. Однако недолго. Вскоре он остановился, перечел торчавший в каретке текст, встал, поднял машинку и швырнул и ее в корзину.

Как позднее Ути. Однажды он даже выбросил свою машинку, зеленую «Оливетти», из окна, только потому, что у него никак не получалась какая-то история.

День, когда пропал Зеленый Зепп, выдался теплым. Почти жарким. Голубое, со стальным отливом, безоблачное небо. Повсюду вьюрки, слышался далекий свист сурков. Жужжание шмелей. Кузнечики. Бабочки. Мы были на каникулах, то есть нас вывезли на каникулы. Это случилось с нами в первый раз, но и потом каникулы всегда были для нас тяжелой порой. У Наны и Ути было сколько угодно свободного времени, поэтому они играли с нами целый день. Находиться в неподвижном состоянии с раннего утра и до поздней ночи — это изматывало. Во всяком случае, меня. Болели челюсти, во рту был постоянный вкус резины, ломило ноги. Если выдавалась спокойная минутка, я даже немного постанывал, разминал руки и ноги — и тут же приходилось снова замирать, потому что игра продолжалась.

У этого места было какое-то название, которого я никогда не понимал, кажется, что-то южное, находилось оно в горах. Ледяной воздух, дыхание глетчеров. Рододендроны, кусты голубики, колокольчики. Коровьи лепешки. Орлы, парящие высоко над нами, они жили на черной высокой горе и выслеживали сурков. Но, кто знает, может, их устроили бы и гномы. Оцепеневший, беззащитный, стоящий во мху, потому что Ути и Нана как раз играли в веселый пикник гномов, я не мог даже взглянуть наверх. Мое сердце замирало от каждого удара крыльев, даже если потом оказывалось, что это была всего лишь галка.

Меня никто не предупредил об этих каникулах, да и остальных тоже, так что уже сам отъезд стал для нас настоящим кошмаром. Правда, утром мы проснулись, как всегда, — позевали, перебросились парой шуток, посмеялись, — но тут вдруг налетела Мама и засунула нас в мешок, в рюкзак, где мы лежали друг на дружке, не понимая, что происходит. Темно, хоть глаз выколи, рюкзак был закрыт. Мы наступали друг другу на животы, бороды и ноги, долго копошились, пока каждый не устроился более-менее удобно. Я оказался зажат между Старым Лазуриком и Фиолетом Новым, который висел вниз головой и прижимался своим башмаком к моей левой щеке. Неужели это конец? И сейчас сбудутся предсказания наших горевестников, которые с самого начала предрекали, что рано или поздно все гномы оказываются в мусоре, а мусор сжигают? Старый Дырявый Нос был самым изобретательным пророком ужасного конца. Он не уставал повторять, какую угрозу представляют для нас мусорные баки, мясорубки, силосорезка и повышение температуры выше точки горения резины. Похожих теорий придерживался и Голубой Зепп. Да и я с течением лет стал скорее пессимистом. Хватило бы одного метеорита, точного приземления булыжника из Вселенной — и конец даже самому бессмертному гному. Кусочек вонючей резины там, где он только что танцевал.

Как всегда, я благодарен Ути, что лишь недолго оставался в рюкзаке и очень скоро выбрался на свободу. Ути и Нана ныли, что не могут обойтись в дороге без своих гномов, они должны иметь их при себе, перед глазами, чтобы выдержать такую поездку, и когда Нана к тому же начала биться на полу — я этого не видел, но слышал ее хорошо, — а Ути тут же последовал примеру сестры, да еще стал колотить себя кулаком по голове, Мама сказала: