И он ухватывает свой блокнот за верхний обрез левой рукой, и упирает его нижним обрезом в живот, чтобы сподручнее было писать, и медленно корябает на нем:
Первые травмы нанесены ударом бампера-кенгурятника, каковой бампер отбросил ее вперед, на дорогу перед движущейся машиной. Каковая машина совершила затем наезд, нанеся дополнительные травмы протекторами на те части тела, которые не были предварительно травмированы бампером-кенгурятником. Дополнительные травмы нанесены также гравийным дорожным покрытием. Что объясняет множественный характер полученных пострадавшей повреждений, как-то: 1) от бампера-кенгурятника; 2)(одновременно) от протекторов и дорожного покрытия.
* * *
Время от времени рация в его полицейской машине с треском оживает и хрипит: «Эй, Ви-Кей-Си-Один? Найджел, как меня слышишь? Найджел?»
Но он только бурчит себе под нос каждый раз: «Угу, угу, угу. Не все сразу, черт подери», — и не отвечает на вызов, а продолжает свои расчеты.
В конце концов Старина Кларри прекращает ругаться и курить без перерыва, и плюет на срочность своего груза, и поникает плечами. Потом привинчивает разгрузочный шланг к клапану в заднем торце цистерны.
— Черт, блин, черт, черт, — говорит он Найджелу Паркеру. — Это, блин, уже вторая мне такую пакость подкладывает. Вот суки. И обе из-за этого самого гребаного дерева. — И он раскатывает шланг, пока конец его не свешивается в кювет, и забирается по лесенке на верх цистерны, и приоткрывает задний люк, чтобы воздух проходил в цистерну, и спускается обратно вниз, и открывает клапан, и белое-белое молоко течет из шланга на мозаику из бурых эвкалиптовых листьев на дне кювета, и образовывает длинный белый пруд, вонь от которого разносится в последующие дни на несколько миль. Вонь, по которой все живущие в округе знают, что еще одна черная женщина шагнула под цистерну из Бармы.
— База вызывает Ви-Кей-Си-Один. Вы где, Ви-Кей-Си-Один? Найджел, ты меня слышишь?
Ближе к полудню Найджел Паркер завершает свою работу. Завершает свою ходьбу, и свои расчеты, и свои предположения насчет роли всех движущихся объектов — участников несчастного случая, как он это называет, и теперь готов огласить их. Он стоит на дороге перед гигантским эвкалиптом, где состоялось первое соприкосновение данных объектов. Левой рукой он прижимает блокнот к груди, правой — указывает собравшимся слушателям на дерево.
— Вышла вон оттуда, — говорит он им. — На гравийное покрытие местной автодороги второй категории. И как следствие… — продолжает он, указывая на тело, лежащее метрах в пятидесяти дальше по дороге в огражденной помидорными колышками и полосатой лентой запретной зоне, и, к ужасу своему, видит, что тощая пегая дворняга из миссии презрела его запрет, и зашла за ленту, и боязливо принюхивается к соблазнительному запаху человеческого тела, превращающегося в мясо под лучами ноябрьского солнца. — Пшла-вон-мать-твою-за-ногу! — вопит он ей и, размахивая руками и полицейским блокнотом, выгоняет прочь, за пределы огражденной запретной зоны.
Поэтому ему приходится начинать заново. Он указывает на дерево.
— Вышла вон оттуда, — говорит он им. — На гравийное покрытие местной автодороги второй категории. И как следствие, — он снова показывает на ее тело, — Смерть в Результате Несчастного Случая.
Потом он повторяет это еще раз, для черных людей, возмущенно фыркающих, и сплевывающих на землю, и негромко высказывающих свое сомнение на жалких клочках их родного языка. На этот раз он повторяет это громче и медленнее.
— И как результат, — говорит он им, — Смерть в Результате Несчастного Случая.
После этого Найджел Паркер и один из местных фермеров за руки и за ноги поднимают мою мать с гравийного покрытия. Под нее подсовывают плотный зеленый брезент, по мнению трех других местных фермеров, слишком хороший, чтобы в нем хоронить, и оборачивают его вокруг тела — сначала слева направо, потом справа налево. Потом ее, обернутую брезентом, поднимают и осторожно укладывают в обитый мешковиной гроб. От гроба пахнет гнилыми грушами, и в головах его все еще виднеются выцветшие синие буквы «тья Терн» — начало «Братьев Тернбол, фрукты». И колени ее слегка согнуты, потому что ящик из-под фруктов, даже разобранный и сколоченный заново, имеет в длину всего четыре фута, а рост моей матери все-таки немного больше.
Рация в патрульной машине Найджела Паркера надрывается, пытаясь узнать, где он. Его уже устали называть «Ви-Кей-Си-Один», и зовут просто Найджелом, и кричат: да откликнись же ты, чтоб тебя.
Читать дальше