Ясен Антов - И вся моя чудесная родня

— Август, — сказал я ему, когда он, мило улыбаясь, явился к нам. — Знаешь, мы очень привязались к тебе.

— Уважаемый кузен, — ответил он и поклонился, — не знаю, заслужил ли я своим поведением подобное благоволение.

И снова поклонился.

— Так вот, — сказал я, — ты очень мне симпатичен, мы люди близкие, держись по-свойски, перестань кланяться и говорить про какое-то там благоволение. Мы привыкли к тебе и хотим, чтобы в наше отсутствие ты жил в нашей квартире. И тебе будет удобнее, и нам спокойнее, будешь поливать цветы и платить за электричество…

— Ноя…

— Никаких отговорок! — заявил я и хлопнул его по плечу. — Вот тебе ключ, знаешь, где что лежит, живи по-царски!

Когда жена вышла из гостиной, я подмигнул ему и сказал:

— Да и барышням здесь будет приятнее. Только прошу тебя, будь поосторожнее с соседями, сам знаешь, что они за люди!

И я снова подмигнул ему, а он покраснел. Повертел в руках ключ, потом снова поклонился и, бормоча что-то благодарственное, удалился. Через две недели, будучи уже на объекте, мы получили письмо, исполненное любви и признательности, в котором он выражал преклонение перед нашим благородством, ибо мы были для него…

Через месяц нам вручили телеграмму на роскошном бланке — Август поздравлял нас с годовщиной свадьбы, о которой мы сами уже запамятовали.

В конце года нам пришла заказная бандероль — что-то плоское и квадратное, обернутое толстым картоном и бумагой. То была картина. Пейзаж. Луг, усеянный цветами. Веселенькая и симпатичная картина, можно даже сказать настоящая картина, не то что его немыслимая акварель с зеленым солнцем.

«Дорогие мои, — писал в сопроводительном письме Август, — примите в знак признательности эти скромные цветы. Пусть в ваших напряженных трудовых буднях они напоминают вам о чистой и вечной красоте природы. С Новым годом!»

— Ах, какой прекрасный молодой человек! -вздохнула моя жена. — Жалко, что его отец до времени ушел из этого мира и не смог порадоваться…

А еще через какое-то время ко мне наведался участковый и препроводил меня в отделение милиции. Там у меня долго выпытывали, что я знаю об Августе Радковском, с каких пор он живет у меня, располагает ли ключом от квартиры, и вообще попросили сообщить все, что я о нем знаю.

Я говорил об Августе с восторгом. О его глазах и бледных пальцах. О его влечении к прекрасному, о духе старой Англии, которым веет в его присутствии. О его поэтичной натуре, о его любви к цветам. Следователь терпеливо слушал меня, пристально вглядывался в мои глаза, пытаясь понять, дурак я или только прикидываюсь. И если действительно дурак, то круглый или не совсем.

Оказывается, Август Теофилов Радковский давно состоял у них на учете как опасный вымогатель, многоженец, картежник и торговец краденым. Он ловко скрывался, заметал следы и превратился в настоящую легенду преступного мира, его имя символизировало образ неуловимого игрока, который просчитывает ситуацию на двадцать ходов вперед.

— Но акварель… — залепетал я.

— Он сбывал и краденые картины, — прервал меня следователь.

— Август так любил выставки…

— Естественно.

— Говорил всегда так тихо и выражался в столь изысканной манере…

— Заговаривал зубы женщинам.

Hi процессе Август выглядел, как и всегда: с печальной миной на лице, подобно поэту-символисту, мысли которого витают где-то в поднебесье. Изысканный даже в полосатом одеянии. Отсутствие великолепных кудрей только подчеркивало благородную форму черепа.

Женщины, присутствовавшие в зале, смотрели на него с грустью.

Когда после вынесения приговора нам разрешили короткое свидание, он только и сказал: «Действительно ли я смог заслужить ваше благоволение… не знаю…»

Август провел своей изящной рукой по лбу, словно отмахиваясь от неприятной мысли, вытащил из кармана маленький синий цветок -где он только его раздобыл? — протянул его моей жене, резко повернулся и решительно зашагал вслед за милиционером.

— Какой очаровательный заключенный! — сказала жена, когда мы уже были дома. — Даже преступники из рода Радковских просто великолепны! Жалко, что отец его ушел из жизни так рано и не может полюбоваться на него. Представляешь — он стал легендарным!

Таковы женщины, стоит им расчувствоваться, как они сразу начинают говорить ерунду.

Впрочем…

Впрочем, в одном она была права. Август был неотразим — как и вся моя чудесная родня.

Перевод с болгарского Наталии Дюлкеровой