Ребекка Маккаи - Запретное чтение

И вот она вбегает — в толстых очках, с охапкой книг, прижатой к бесполезной груди. Кошмарная Мери Бейли испортила себе зрение многочасовым чтением в темноте.

Как странно, что из всех профессий на свете лишь эта одна столь неразрывно связана с одиночеством, девственностью и женским отчаянием. Библиотекарша в свитере с высоким горлом. Она никогда не покидала родного города. Она сидит на выдаче книг и мечтает о любви.)

— Вообще-то у меня к тебе просьба, — вдруг произнес Рокки.

— Какая? — спросила я и откусила большой кусок пиццы, чтобы, если понадобится, пожевать подольше.

— Мой двоюродный брат женится, в Канзас-сити. Двадцать пятого марта, если не ошибаюсь. Это суббота.

Мне пришлось проглотить пиццу, чтобы выяснить, правильно ли я понимаю просьбу.

— Тебя нужно туда отвезти или ты меня приглашаешь? — спросила я.

— Я буду благодарен, если ты меня отвезешь, но вообще-то я собирался тебя пригласить.

Я откусила еще кусок. Мне не нравилось тут три вещи: свадьба, на которой я никого не знаю; путешествие на машине до самого Канзаса; размышления о том, что подумает Рокки, если я приму его приглашение.

— Ты вполне можешь отказаться. Я вовсе не обязан появиться там с дамой. Просто было бы весело.

— Я не очень-то сильна в таких делах, — сказала я. — Ты же видел меня на благотворительном вечере — разговаривала с пианистом и с барменом, вместо того чтобы знакомиться со спонсорами.

Не знаю, зачем мне понадобилось подчеркивать, что с тех пор мы с Гленном больше не виделись — на самом-то деле после концерта у нас было еще два свидания.

— Там не будет никого неприятного, — заверил меня Рокки. — Мой брат — владелец блинной, абсолютно нормальный парень. Но не бери в голову — не стоит того.

— Я посмотрю, что там у меня в еженедельнике, — сказала я. — Хотя, знаешь, двадцать пятое марта… По-моему, на тех выходных у меня была запланирована поездка в Чикаго. Но я посмотрю.

Я ведь могу и в самом деле, если что, поехать в Чикаго на выходные. В этот момент наш разговор потонул в крике — за соседним столиком заорал младенец. Прекрасный, благословенный крик.

Я как-то говорила, что никогда не встречала никого, похожего на Иэна. Вообще-то это лишь половина правды, так уж я устроена. Сейчас я поделюсь с вами своим настоящим воспоминанием — тем, которое пыталась вытеснить из сознания. Подумать только, ведь я даже не плачу вам за возможность полежать перед вами на кушетке.

В последнем классе школы мой друг Даррен как-то позвал меня в кинопроекторскую покурить. Вообще-то он не был мне другом, по крайней мере тогда. Он был для меня слишком крут — мешковатые зеленые вельветовые штаны, светлые волосы, выкрашенные в розовый цвет с помощью шипучки «Кул-Эйд», но в школе мы ходили на одни и те же спецкурсы, а значит, могли вести себя как друзья безо всяких там подготовительных этапов. До этого я еще не бывала в кинопроекторской: у меня было много разных странных увлечений, но аудио и видео к ним не относились. Впрочем, там все оказалось так, как я себе и представляла: куча выключателей и лампочек, да еще старая банка из-под краски, полная окурков. Я знала, что Даррен голубой, иначе непременно решила бы, что это у нас такое малобюджетное свидание. Он зажег две сигареты, и мы стали смотреть в окошко, за которым тянулись ряды кресел, и казалось, будто там, в зрительном зале, вот-вот произойдет что-нибудь интересное.

Он спросил, как я поживаю (за несколько недель до этого меня бросил парень, как раз перед встречей выпускников, и я притворялась, будто постепенно прихожу в себя).

— Вот бы и мне стать лесбиянкой! — вдруг воскликнула я.

Даррен раскрыл рот от изумления, он был ошарашен и задет.

— Прости, — поспешила я исправить дело. — Я не хотела… Я понимаю, что это ужасно трудно…

— Ты знаешь, что я голубой? — спросил он.

Конечно же я об этом знала. Об этом знала вся школа. Все говорили о том, какой он храбрый — не скрывает своей ориентации. Слухи о его личной жизни всегда восхищенно обсуждали в школьном кафетерии.

— Ведь я рассказал об этом только двоим. За всю жизнь.

Тогда я решилась на ложь.

— У меня нюх на геев, — сказала я. — Такой необычный талант. Нет, правда, если не получится поступить в университет, я смогу на этом зарабатывать!

— А…

Он вздохнул и стряхнул пепел на какую-то приборную панель.

— Вообще-то, может, это и в самом деле заметно, — произнес он задумчиво. — Моего папу это всегда беспокоило, еще с тех пор как мне было года три или вроде того. Он забрал у меня все раскраски.