Станислав Бах - Гонки на черепахах

К концу дня ребята были чуть живые, но продолжали сражаться, а застревали уже гораздо реже. Гид в их разговорах за этот день превратился из почтальона Печкина (снисходительно, после нескольких повторов на брифинге) в графа Суворова (с уважением, после отчаянного штурма вереницы холмов, названной кем-то из них Альпами).

Доехав до базы, они буквально выпали из машин и казалось, что никакая сила их уже не поднимет. Но бойцов сопровождали три лахудры с волосами космических цветов, в заклепках, коже, татуировках, пирсинге и граффити вместо косметики. И когда девицы заявили, что хотят в сауну, парни очнулись, как от нашатырного спирта.

Через час вся компания носилась нагишом из сауны в озеро и обратно, а ближе к ночи запасы спиртного истощились, и в «офис» явился представитель отдыхающих с целью узнать о возможностях базы в плане «еще». Гонцом был выбран самый здоровый из них, может, как наиболее убедительный, а может, как кажущийся самым трезвым.

Забава, в легкомысленном халатике, открыв дверь, увидела слегка подвыпившего высокого парня, которому требовалась какая-то помощь, и прежде чем она смогла понять цель визита, его уже не интересовало ничего, кроме как забраться к ней в постель. Забаве едва удалось вырваться из сильных грубых лап, и она в слезах помчалась к Гиду.

Выслушав ее сбивчивый рассказ, он задумался, как должен действовать в сложившейся ситуации граф Суворов. Им предстоял второй день тура, и армия не должна была разочароваться в своем полководце. Было очевидно, что, с точки зрения бойцов, Забава не могла не быть его девушкой, иначе какой же он воевода? Ну, а за домогательство к подруге командира виновного должна была ждать смертная казнь или, как минимум, публичное наказание. Сходиться даже с изрядно выпившим верзилой врукопашную было рискованно и глупо, личной гвардии у Гида не было, и он вспомнил про охотничье ружье, без дела лежавшее на антресолях. Гид достал едва блеснувшее матовым боком полуавтоматическое ВетаМеШ, прикрепил ствол и вставил патрон с дробью в патронник. Хорошо бы на такой случай иметь холостые, подумал он, и на всякий случай снарядил подствольный магазин еще четырьмя патронами.

Забава, услышав характерный щелчок затвора, выглянула из гостиной и побледнела. Гид попросил барышню запереться в тереме и не подходить к окнам, а сам вышел на улицу и, положив ружье на плечо, не спеша отправился к офису.

Вся компания, кое-как одетая, была в сборе. Ребята пытались успокоить мечущегося по комнате Забавы героя-любовника и убедить его покинуть чужие покои, но ситуация их явно веселила, а гонец вошел в образ и, круша и без того скудную мебель, громогласно требовал, чтобы девушку привели ему на растерзание.

С появлением вооруженного Гида они смолкли, а верзила, почувствовав, что на улице что-то происходит, застыл у окна, пытаясь разглядеть в темноте, что именно. Гид видел, что парня просто переклинило, но он в своем уме и вряд ли рискнет вести боевые действия против вооруженного противника. Но ситуация требовала от него решительности.

Он молча щелкнул предохранителем и шарахнул из ружья в толстую бревенчатую стену. Приклад жестко ударил в плечо, полетели мелкие щепки, отчаянно зазвенело в ушах. В доме, вероятно, тоже прогрохотало убедительно, поскольку буквально в следующую секунду по дорожке от офиса, сверкая белыми ягодицами, промчалась высокая загорелая мужская фигура.

– Зачет! – одобрительно произнес кто-то из ребят.

В это время отодвинулась занавеска на другом окне дома, и появилась заспанная физиономия Шурупа.

– Че вы тут стучите, дайте поспать!

Не дождавшись ответа, Шуруп рухнул обратно на кровать.

– Кремень! – раздался тот же голос.

Гид вернулся домой. Забава открыла дверь и, как только он поставил ружье в угол, повисла у него на шее. Она слегка дрожала и что-то быстро говорила. В ушах продолжало звенеть, и Гид с трудом разбирал ее слова, но чувствовал, что преисполненная благодарности девушка готова мужественному защитнику ее девичьей чести эту честь и отдать. Он прекрасно понимал, что служебный роман рано или поздно приведет к каким-нибудь проблемам или, как минимум, к потере ценного сотрудника, да к тому же у него в ту пору была пассия в городе. Только какой мужчина способен об этом думать, обнимая очаровательную полуодетую юную особу, к которой испытывает искреннюю и отнюдь не платоническую симпатию?

Гид и не заметил, в какой момент его руки сомкнулись на ее талии, но, почувствовав, что все больше начинает понимать своего недавнего оппонента, сделал не очень убедительную попытку разомкнуть объятия. Затем верх взяли воспитание и природная чуткость, не позволившие ему оскорбить отказом только что пережившую сильный стресс девушку. Его альтруизм и ее благодарность кипели и бурлили до самого утра, отчего второй день тура начался позже обычного и дался Гиду с некоторым трудом.