Георг Кляйн - Будущее

Раньше, когда я только начинал служить, мы обычно брали последнего — того, кто замыкал группу неслучайно. Сегодня начальство ограничивается сравнением видеоматериала с морфологическими признаками из базы данных. Внешность народов и племен Центральной Азии будто бы не меняется с течением времени, и уже по разрезу широко раскрытых глаз, высоте скул и изгибу губ можно судить о национальной принадлежности тех, кто только что был изгнан с подвластной нам территории. Не исключено, что такое мнение — не более чем бабушкины сказки. Как бы то ни было, статистика пополняется этим методом уже на следующий день после выдворения нежелательного люда.

Стоянка, покинутая из-за нашего появления, выглядела симпатично. На самодельной плите булькал то ли густой суп, то ли айнтопф; через дыру, аккуратно пробитую в кирпичной стене, дым уходил в лестничный пролет, откуда улетучивался, теряя всякий цвет. Спальный отсек состоял из кабин различной величины, отделенных друг от друга полотнищами, исконное назначение которых оставалось для меня какое-то время неясным. Пол был устлан синими матами, извлеченными, по всей видимости, из кладовки спортзала. Погасив огонь на плите с помощью сухой пены, мы, как обычно, принялись обследовать помещение на предмет наличия в нем оружия и опасных взрывчатых веществ, которые в бесчисленных вариантах изображены и описаны в наших учебниках, но, к счастью, почти никогда не встречаются нам в ходе повседневных акций.

Я шагал по жестким матам. Нагнулся, чтобы поднять оставленный спальный мешок и потрясти его. Взглянув затем вокруг себя, я понял, чем бивак разделен на недоступные стороннему глазу клети и клетушки. Это были такие же большие географические карты и наглядные пособия, какие в первые годы моего школьного обучения иногда еще приносили в наши классы, зажав тяжелые свитки под мышкой, пожилые доброжелательные учителя. Верхнюю рейку тогда закрепляли в прорезях стоек. Здесь же, в общей спальне вторичных обитателей, они свисали на шнурах прямо с потолка: многочисленные, давно находящиеся в стадии распада государства Африки, лесные и луговые птицы здешнего края, красно-синие переплетения вен и артерий человека.

Проскользнув через очередную щель, я наткнулся на забытого. Он спал. Вспугнутые нами товарищи не успели или не захотели его толкнуть. Показывая, как всегда, образцовую выучку, бойцы нашего отрада продвигались вперед бесшумно. Мальчугана не разбудило даже шипенье огнетушителя. Он не достиг еще подросткового возраста и наверняка был любимцем клана. Шапка, уши которой прикрывали щеки, была сшита, скорее всего, из войлока. И покрой ее, столь же достоверный, как всякий исторический костюм, показался мне татарским или монгольским. Хищник, вытянувшийся в прыжке, — логотип фирмы, производящей спортивные товары, — был наклеен на войлок и лишь усиливал фольклористичное впечатление от головного убора. Мальчуган зашевелился. Он засопел, повернулся на бок и еще раз втянул в себя воздух с тем трудноописуемым блаженством, с каким это делают только спящие дети. Быть может, он почувствовал мой последний шаг, но колыхание довольно твердого мата было не настолько сильным, чтобы разбудить его.

Таких сапог у нас еще не было. Даже самая твердая поверхность ощущается благодаря их микропористым подошвам как листва, как снег, как слой пуха и пера. И в то же время ты уверен, что крепко связан с землей, что каждой клеточкой тела чувствуешь ее ширь: ты словно шагаешь по ней босиком. Я поднял голову в легком, почти невесомом шлеме. Обернулся и долго, с интересом, разглядывал карту с пестрым узором старых и новых федеральных земель последнего германского государства. Слегка тронул перчаткой то место, где мы, по идее, должны были находиться. А потом я и мои сапоги сделали очень широкий и очень осторожный шаг, чтобы беззвучно выскользнуть через ближайшую щель из алькова юного вторичного сновидца.