Михаил Нисенбаум - Почта святого Валентина

— Главное, спасти его для нашей «Почты». Это понятно? — сказал Веденцов. — С парами сам разберется. Нестарый он еще.

— «Первым делом, первым делом почтальоны, — проблеял тенорок Чумелина, уже заскучавшего без дела. — Ну а девушки…»

Пение руководителя «Особого случая» вызвало осуждающую улыбку присутствующих.

— Оно и видно, Тимур Вадимович. То ли вы девушек на потом отложили, то ли они вас, — суммировал Валентин.

Штурм начался.

Как обычно, Максим Александрович Поляков проснулся за пять минут до будильника. В сущности, он не слышал мелодию будильника ни разу с того момента, как установил ее в телефоне. За окном темнел последний час ночи.

Сегодня все закончится, подумал он, пытаясь отряхнуть ум от сна. Но за первой мыслью тут же явилась вторая, которую он обдумывал много дней: как может за один день закончиться то, что длилось четверть века? Ничего не закончится, просто у отношений будет другая архитектура. Максим Александрович сонно хмыкнул: уж больно хитрое выскочило слово. На пластике кухонного стола он разглядел приставшие бурые полоски старой грязи, которую уже не берет тряпка. Такие полосочки можно соскоблить ножом. Сейчас полоски показались Полякову символом тусклости и прилипчивости прожитых лет. Странно только, что он видит этот символ как раз в новой жизни: в их с Галей доме такое было невозможно. «Обойдемся без хитростей. Еще один переезд». Максим Александрович ненавидел переезды.

По-настоящему встряхнул другой вопрос: а что, собственно, сегодня будет? Праздник с грустинкой, а-ля парижская гармошка? Чувствительная прогулка? Драматический тамада в ресторане? Наверняка известно было только об одной части сценария — о парашютном прыжке. За это он был спокоен. Собственно, парашюты появились в сценарии как раз благодаря самому Полякову: на счету у него было более семиста прыжков. Жена не прыгала никогда, она и в самолете чувствовала себя на взводе. Кстати, на днях впервые Галя позвонила ему и сказала, что боится прыгать.

— Нельзя было избавиться от старой жены, не сбрасывая ее с самолета?

Посмеялись.

Без аппетита позавтракав, Максим Александрович надел жаркое лыжное обмундирование (зимой и на земле холодно, тем более в небе) и вышел из дому. Двор молчал, темнело каре синих многоэтажек, хотя кое-где в окнах уже горел свет, а может, его не выключали всю ночь. В салоне «вольво» было холодней, чем на улице. «Прыгать с парашютом зимой — какое зверство! И я сам на это согласился». Он уже жалел, что ввязался в ненужные приключения. В конце концов, все и так складывалось совсем неплохо.

Улица Рокотова, обитая по обочинам плотными рядами спящих машин, была пуста. Только бессонно мигал светофорной сетчаткой клетчатый апельсин. Все казалось значительным: сизое поздне-зимнее утро, мертвой дремой забывшееся Ясенево, китайская тушь дальнего леса. Салон медленно наполнялся теплом, и «вольво» тронулась с места. Время пошло.

На Литовском бульваре уже шевелилось движение, и все-таки можно было ехать быстро, давая машине раздышаться в полное удовольствие. Поляков разгонял «вольво», точно от ее ускорения мог проснуться сам. Воздух глухо колотил в лобовое стекло. На Паустовского, проносясь мимо трех прудов, он заметил, что со стороны семнадцатиэтажных зигзагов на проезжую часть выдвигается человеческая фигура и небрежно чертит в воздухе жезлом полосатую скобку. Максим Александрович бросил беглый взгляд на спидометр. Ну сто. Придраться можно, но именно что придраться. Вот теперь он проснулся. Машина остановилась, метра три не доехав до гаишного «форда». Поляков заметил, что в «форде» сидит напарник щуплого автоинспектора, который лениво шел к машине.

— Добрый день, — откозырял молодой, с обветренным лицом патрульный, причем откозырял сразу как-то нахально. — Сержант дорожно-патрульной службы Климов. Ваши документы попросил бы.

Скользнув по правам, сержант воткнул взгляд в глядящее снизу лицо Максима Александровича, потом снова пробежался по правам.

— Попросил бы выйти из машины.

«Что это у него все бы да бы», — подумал Поляков и спросил:

— А что случилось, сержант?

— Пожалуйста, гражданин, выйдем из машины.

После жаркого салона зимний воздух был приятен.

— Алкоголь употребляли?

— Нет, с чего вы…

— Давайте пройдем к нам в салон.

— Зачем?

— Подышите, там же документ составим. На холоде и ручка не пишет. Знаете, как оно бывает. И не простудились бы.