— А вот скажите мне лучше такую вещь, — неожиданно обратилась к нему сутулая в парике. — Вы свистеть умеете? Парни ведь все свистят!
Наталья Свиридовна закудахтала от смеха, а Стемнин растерянно пожал плечами.
— Меня внук попросил научить его свистеть, такое дело. Ну, свистеть я кое-как могу, но как это получается, убей бог, не понимаю.
Поднимаясь к метро по Новой Басманной, бывший преподаватель не замечал ни жары, ни солнечного плеска листвы, ни запаха шашлыка, ни грохота электрички под мостом. Он улизнул от морока корректорского будущего — но что ожидало его взамен? Вдруг он вспомнил про бабушку, которая мечтала научить внука свистеть. Он почувствовал жар плавящегося на солнце свежего асфальта, увидел край пунцового в белых цветах шелкового платья в толпе и въезжающий в небо удивительный город.
Стемнин очнулся.
Воздух в испарине тяжело шевелился в подвалах неба. «Надоело солнце, надоело лето, хочу дождя, осени хочу», — ворчливо думал Стемнин, бродя по комнате и не находя себе места. Почему-то без футболки было жарче, чем в футболке. Но, стоило надеть футболку, становилось еще горячей.
Фонтаны без воды, неподвижные эскалаторы, старые самолеты на постаментах — таковы были его дни.
В последнее время нашел на него стих. Хотя денег вполне хватало года на четыре безбедной жизни, Стемнин вдруг впал в такую экономию, точно проедал последние рубли. Вроде наказывал себя за то, что не работал. После похода в «Карму» он ел только гречку, слегка сдабривая ее подсолнечным маслом. Ни мяса, ни овощей-фруктов, ни ягод, переполнявших московские рынки и лавочки, ни даже молока он теперь не покупал, угрюмо блаженствуя от праведного поста, от самого однообразия невкусной еды.
Когда в пятницу раздался Линин звонок, он мыл тарелку после позднего монашеского обеда.
— Илюш! Что это у тебя голос такой сиплый. Простыл?
— Просто давно ни с кем не разговаривал.
— Ты дома? Никуда не собираешься?
— Дома, дома, — удивился Стемнин. — Ты для кругозора спрашиваешь или из корысти?
— Мы хотим к тебе. Соскучились, веришь?
— Еще чего, — обрадовался он. — Приезжайте, я вас живо выведу на чистую воду.
Наспех одевшись, Стемнин рванул дворами к ближайшему рынку. Рынок завален был дарами лета. В ряду, где торговали молодой картошкой, морковью, капустой и салатом, раздавалось:
— Зелень! Зелень! Зелень! Кому зелень!
— Командир, картошка у тебя нормальная?
— Нэнормальны уже в балныце лечится.
— Почем у вас эти огурцы? — спрашивала, глядя мимо продавщицы, недовольная женщина лет сорока.
— Эти по двадцать, моя хорошая.
— Двадцать? Да вы поглядите, какие у них попки мягкие!
— Женщина! — неожиданно сердилась торговка. — Оттого, что вы их теребите, они тверже не станут!
С сумками, набитыми черешней, абрикосами, розовой ветчиной, пачкой масла и теплым хлебом, Стемнин несся домой. Встав под душ, он нарочно оставил дверь в ванную приоткрытой. Ему не хватило нескольких секунд.
— Терпение! — Стемнин торопливо застегивал пуговицы рубашки. — Открываю! Вы не поверите, но уже поворачиваю ключ.
— Стемнин, нам все известно. Сдавайся. У тебя в шкафу любовница. Веди меня в шкаф на экскурсию.
— Павел, не глупи. Илюш, для девочек тапочки есть?
— Воспользуемся методом дедукции, — перебил Павел Стемнина. — Тапочки для девочек в шкафу. Сами знаете на ком.
— В моем шкафу — только скелеты. Я же переехал недавно, — оправдывался Стемнин, который выбросил тапочки бывшей жены перед переездом.
Галдящие гости перебрались в большую комнату, которая тотчас ожила и обрела смысл, словно ваза, в которую наконец поставили цветы.
— Вы чего такие веселые? Белены объелись?
— Объесться, кстати, было бы неплохо, — намекнул Паша.
— Сказать за чаем или сейчас? — Ануш пританцовывала.
— Нет, давайте говорите сразу. Что?
— Они с Гошкой женятся! — выпалила Лина.
В голове Стемнина набирала обороты карусель… Поправив волосы, Ануш начала рассказ.
Неделю назад Вартан Мартиросович вернулся из Франции окрыленный. Французы предложили совместную исследовательскую программу. («Как это они не побоялись таких жутких бровей?» — подумал Стемнин.) Вартана Мартиросовича назначили руководителем российской части проекта. Вечером Нюша улучила момент и с содроганием подложила на огромный стол в кабинете отца пачку журналов и письма. Ужин тянулся невыносимо долго. Наконец Вартан Мартиросович тяжело поднялся из-за стола и ушел к себе в кабинет. Ни жива ни мертва Ануш мыла посуду, прислушиваясь ко всем домашним звукам сквозь шум воды из-под крана. Через некоторое время отец позвал Адель, и дверь в кабинет опять закрылась.
Читать дальше