Стивен Кинг - Пляска смерти

Но даже это не покажется так уж нелепо, если мы вспомним о характере того времени. Тогдашние американцы видели в Гитлере и Сталине существа, обладающие звериным коварством; в конце концов Гитлер первым применил реактивные самолеты и баллистические ракеты, но все же это животные, а их политические идеи мало чем отличаются от хрюканья. Гитлер хрюкает по-немецки, Сталин – по-русски, но все равно хрюканье есть хрюканье. И возможно, существо из “Твари” говорит что-нибудь совершенно безвредное – может быть, “Жители нашей системы хотят знать, можно ли сбрасывать карту при прикупе”, – но все равно на слух это звучит плохо. Очень плохо.

Для сравнения взгляните в другой конец телескопа. Дети Второй мировой войны произвели “Тварь”; двадцать шесть лет спустя дитя Вьетнама и поколения, которое само назвало себя поколением любви, Стивен Спилберг подарил нам прекрасный противовес “Твари” – свою картину “Близкие контакты третьего рода” (Close Encounters of the Third Kind). В 1951 году часовой (тот самый, что глупо накрыл тварь одеялом и в результате отправился на тот свет) разряжает в чужака автомат; в 1977 году старик держит в руках надпись “Приходите и будьте друзьями”. Где-то между этими двумя точками Джон Фостер Даллес эволюционировал в Генри Киссинжера, а драчливая политика конфронтации превратилась в разрядку.

В “Твари” Кеннет Тоби занят сооружением электрического тротуара, чтобы убить внеземное существо; в “Близких контактах” Ричард Дрейфусе в своей гостиной строит макет Башни Дьявола – посадочной площадки чужаков. И мы видим, что он счастлив, размещая вокруг посадочные огни. Тварь огромная и громоздкая; пришельцы со звезд Спилберга маленькие, хрупкие и похожие на детей. Они не говорят, но их корабль издает музыкальные звуки – музыка сфер, как мы предполагаем. И Дрейфусе отнюдь не стремится перебить этих посланцев космоса; напротив, он улетает с ними.

Я совсем не хочу сказать, что Спилберг является или считает себя представителем поколения любви просто потому, что вырос в те годы, когда студенты засовывали маргаритки в стволы М-1 note 121, а Хендрикс note 122и Джоплин note 123играли “Филмор Вест”, Не утверждаю я и того, что Говард Хокс, Кристиан Найби, Чарлз Ледерер (который написал сценарий для “Твари”) или Джон Ф. Кэмпбелл (чей рассказ лег в основу фильма) сражались на пляжах Анцио note 124или поднимали звездно-полосатый флаг в операции на Иводзима note 125. Но события определяют точку зрения, а точка зрения определяет политику, и идея “Близких контактов третьего рода” кажется мне столь же предопределенной, как идея “Твари”. Ясно, что основной тезис “Твари” – “пусть этим займутся военные” – в 1951 году был вполне приемлем, потому что военные превосходно справились с японцами и нацистами в “Большом” Дьюка Уэйна; но ясно и то, что тезис “Близких контактов” – “не позволяйте военным этим руководить” – абсолютно объясним в 1977 году, после отнюдь не блестящих результатов Вьетнамской войны, или даже в 1980 году (когда вышел второй, дополненный вариант “Близких контактов”) – в том году, когда наши военные, три часа провозившись с технической подготовкой, провалили операцию по освобождению заложников в Иране.

Политические фильмы ужасов нельзя назвать распространенным явлением, но приходят на ум и другие примеры. Самые воинствующие из этих фильмов, такие как “Тварь”, превозносят добродетель силы и оплакивают порок слабости; эффект ужаса достигается в основном изображением общества, в политическом отношении противоположного нашему и в то же время обладающего большой мощью – не важно, технологической или магической; как заметил Артур Кларк, когда вы достигаете определенной точки, разница между магией и технологией исчезает. В начале удивительной версии “Войны миров” Джорджа Пола есть поразительный момент: три человека – один из них размахивает белым флагом – первыми приближаются к приземлившемуся кораблю чужаков. Все трое принадлежат к разным классам и народам, но они едины – и не только в том, что являются представителями человечества, но и в своем извращенном представлении об “американском”, и это, на мой взгляд, совсем не случайно. Приближаясь со своим белым флагом к дымящемуся кратеру, они демонстрируют нам картину революционной войны, с которой мы все свыклись со школы: барабанщик, горнист и знаменосец. И когда марсиане уничтожают их тепловым лучом, это становится символическим актом, и зрителю видится за этим надругательство над всеми идеями, за которые когда-либо сражались американцы То же самое мы встречаем в фильме “1984”, только здесь (фильм, разумеется, не слишком обременен глубиной, которую вложил в свой роман Оруэлл) марсиан сменил Большой Брат.