Эд Фалько - Семья Корлеоне

— Если Барзини собирался прикончить всех нас, не понимаю, почему его отпустили живым! — Сонни понимал, что ему следует укротить свой гнев, следует оставаться рассудительным, как отец, но он ничего не мог с собой поделать. При мысли о том, что Эмилио собирался убить его и его семью, у него в голове вспыхнула безумная ярость, оставив лишь одно желание: нанести ответный удар.

— Сонни, подумай, — сказал Вито. — Пожалуйста, пошевели мозгами. — Обхватив лицо сына руками, он встряхнул его, затем отпустил. — Что нам дала бы смерть Эмилио Барзини? Нам пришлось бы воевать с Этторе Барзини, с братьями Розато — и с Марипозой. — Сонни молчал, и Вито продолжал: — Но если Эмилио останется жив, а Марипоза умрет, мы разделим владения Марипозы — и останутся пять семей, а мы будем из них самой сильной. Вот наша цель. Вот о чем нам нужно думать — а не о том, как убить Эмилио.

— Прости меня, папа, — сказал Сонни, — но если мы сразимся со всеми остальными семействами, возможно, в конечном счете мы останемся единственными.

— Опять же, — терпеливо промолвил Вито, — подумай. Даже если бы нам удалось одержать победу в такой войне, что произойдет дальше? Газетчики превратят нас в чудовищ. Мы наживем жестоких врагов в лице родственников тех, кого убьем. — Подавшись к сыну, Вито положил ему руки на плечи. — Сонни, — продолжал он, — сицилийцы ничего не забывают и ничего не прощают. И ты всегда должен держать в сознании эту истину. Я хочу одержать победу в этой войне, чтобы после ее окончания насладиться долгим миром и умереть в своей кровати, в окружении родных и близких. Я хочу, чтобы Майкл, Фредо и Том пошли в законный бизнес, чтобы они добились благополучия и процветания — и, в отличие от нас с тобой, Сонни, им не придется постоянно трястись по поводу того, кто следующий захочет с ними расправиться. Понимаешь, Сонни?

— Да, папа, — сказал Сонни. — Понимаю.

— Хорошо, — сказал Вито, ласково смахнув сыну волосы со лба.

У них за спиной открылась дверь, и Вито, тронув Сонни за плечо, указал на выключатель у двери.

Сонни включил свет, и в комнату вошел Клеменца.

— В ближайшие дни нам предстоит много дел, — сказал Вито, обращаясь к сыну. Он снова прикоснулся к его руке. — Мы должны постоянно быть начеку, остерегаясь измены. — Вито умолк, охваченный нерешительностью. — Сейчас я пойду, — наконец сказал он, мельком взглянув на Сонни и тотчас же отвернувшись, словно ему было страшно смотреть сыну в глаза. — Измены , — тихо повторил он, шепотом, словно обращаясь к себе самому, после чего кивнул Клеменце и Сонни, выразительно подняв палец, подчеркивая свое предостережение. — Выслушай то, что тебе скажет Клеменца, — бросил он на прощание сыну и вышел из комнаты.

— Что случилось? — встревоженно спросил Сонни.

— Aspett’, — сказал Клеменца, осторожно закрывая за Вито дверь, словно опасаясь произвести ненужный шум. — Садись. — Он указал на два стоящих друг напротив друга стула, где только что Сонни сидел со своим отцом.

— Конечно, — сказал Сонни. Сев на стул, он закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее. — В чем дело?

Клеменца по обыкновению был в мешковатом мятом костюме с ярко-желтым галстуком, таким свежим и чистым, что, вероятно, он надел его в первый раз. Грузно плюхнувшись напротив Сонни, он крякнул от удовольствия по поводу того, что избавил свои ноги от тяжести тела. Из одного кармана пиджака он достал вороненый пистолет, из другого — серебристый глушитель.

— Знаешь, что это такое? — спросил Клеменца, протягивая глушитель.

Сонни недоуменно взглянул на него. Разумеется, он знал, что такое глушитель.

— В чем дело? — повторил он.

— Лично я не люблю глушители, — продолжал Клеменца, неторопливо навинчивая тяжелую стальную трубку на дуло пистолета. — Я предпочитаю большие, шумные пистолеты; они лучше подходят, чтобы запугать человека, у которого в голове возникли разные мысли. Бах-бабах, все разбегаются, ты спокойно уходишь прочь.

Рассмеявшись, Сонни обхватил руками затылок. Откинувшись назад, он ждал, когда Клеменца перейдет к тому, ради чего затеял весь разговор.

Тем временем Клеменца возился с глушителем. Ему никак не удавалось навернуть его на дуло.

— Речь пойдет о Бобби Коркоране, — наконец сказал он.

— А, — пробормотал Сонни, оглядываясь назад, в окно, словно пытаясь отыскать пропажу, о которой только что вспомнил. — Никак не могу взять в толк, — сказал он, снова повернувшись к Клеменце, причем это прозвучало у него как вопрос.