Борис Иванов - Сборник

Тут Русти охлебывал из своей кружки и, расслабив воротничок, крутил головой.

«Ну а док, — продолжал он, — тот нацепил специальные — знаете, как от дейта-сьюта — перчатки и, что называется, «вызывал духов»… В самом деле — жутковато это было: когда в темноте кабины, над раскрытым кейсом дока, установленным на столе, в воздухе начинало из ничего лепиться изображение мозга погруженного в электросон «обучаемого». То есть — это мне док объяснил — для удобства манипуляций запускался голографический дисплей, который изображал показания прилепленных к пролысинкам на головах обучаемых датчиков в виде такой вот схемы. А потом начинались вещи жутковатые…»

По сценарию тут снова Русти отхлебывал пива.

«В это призрачное облачко такие же призрачные Руки, повторявшие все движения рук Колдуна, сидевшего чуть поодаль, вносили такую… Ну янтарную сеть, что ли. Искрящуюся медным и бронзовым отливом тень другого — ч-у-ж-о-г-о мозга. И начиналось темное колдовство: руки-призраки — что твое тесто — мяли и лепили схему мозга «обучаемого» — то сжимали в нуль одни ее части, то растягивали, раздували — другие, и к ним, к этим искаженным, перекрученным — так, как Колдуну надо было, — словно «пристегивали» тонкую золотисто-медную тень чужой души, впечатывали ее в новый материал… Это теперь я так говорю — спокойно и вроде даже красиво, — а тогда… Поверьте, ребята, — жутко было это смотреть… Аж настоящий мороз по коже продирал… Недаром док тогда не велел мне господам из Миссии — ну, «обучаемым» нашим — особо распространяться о том, как все это… Ну как это все выглядело, в общем.

Ну а потом, когда док заканчивал с очередным «клиентом», то и призраки эти сворачивались — юрко так, как снятая рапидом улитка прячется в свой домик — и наступала темнота кромешная. Я врубал ночничок, и мы с господином Санди — он там же кемарил, за плечом у Колдуна, на подхвате — уносили клиента этого в его каюту — баиньки… Всего на каждого по часу уходило, а то и по два… Ну, само собой, не все без сучка без задоринки прошло — миссис Шарбогард мы чуть заикой не оставили, а Ник Флаэрти — док потом говорил — мог и зрения напрочь лишиться… Но — обошлось…

А потом? А потом дали мы всем нашим «скорообученным» миссионерам выспаться по три часа — не больше — и стали их пробуждать к жизни. Новыми людьми, ядрен поползень!»

— В общем, мистер, тут бы нашим скитальцам и перекреститься, а сделав это — всегда полезное, скажу вам — дело и ломануть что есть тяги к Брошенной, да тут, понимаете, перед тем как поднимать из сна «скорообученных», Федеральный Следователь собрал маленький военный совет. И разъяснил им — то бишь Русти и Колдуну, — что креститься, может, и надо, но не о том: потому что по его — человека в организации преступлений смыслящего — прикидке не будет им ни сна ни покоя от Ядовитого Франческо до тех пор, пока они «Пепел» с рук на руки под расписку не передадут получателю. В связи с чем и попросил их держать ушки на макушке.

Франческо ди Ровере действительно слишком много вложил в операцию «Сендера», чтобы забыть о ней хоть на секунду, и поэтому, когда секретарь положил на его стол перехваченное сообщение, выразил отнюдь не удивление, а лишь сдержанное нетерпение. Это выразилось у него в сердитом взгляде и клубе табачного дыма, направленных в физиономию верного секретаря-вышибалы Поджо, словно именно тот был повинен в задержке новостей.

Предусмотрительность была второй натурой Папы, которая его, собственно говоря, Папой и сделала. Имея дело с фруктами, подобными Эрни Бишопу и колонелю Кортни, грех было не подстраховаться трижды одну из страховочных акций успел, с благословения Папы и без ведома двух ранее упомянутых субъектов, выполнить покойный Черник. Кроме всяческого металлолома, оставленного там «Леди» перед промежуточной посадкой, на орбите вокруг Брошенной крутился и компактный ретранслятор-перехватчик, который — через свой кодированный канал — надежно держал мозговой трест «Сендеры» в курсе всех радиопереговоров в зоне проведения операции.

Сейчас, прочитав расшифровку радиоперехвата, Папа удовлетворенно скривился — он не обманулся в своем мнении о людях: Ровере всегда подозревал, что люди — это скоты, норовящие при первом удобном случае вцепиться в глотку своему ближнему, а уж те, кто окружает его лично, полагал он не без основания, особенное дерьмо и мразь. Так оно и оказалось.