Иван Дроздов - Шальные миллионы

— Честное слово! Я ничего не знаю и знать не хочу. Книгой моей занимается человек, у него все расчеты. Но примерно в день продают тысячу экземпляров.

— Тысячу! — по тридцать рублей за штуку. Так это же тридцать тысяч. В один день. А в десять — триста. О-го!.. За месяц миллион! И чистенькие, не надо отмывать от грязи и дрожать как осиновый лист. Анна, ты счастливая!.. Иметь такие деньги! И не как-нибудь, а по-честному, без этих противных афер и гешефтов.

В тот день они болтали до самого вечера и ели чего только душеньке угодно. Еду самую изысканную им приносила девушка из ресторана. Анна выпила рюмку вина — поддалась уговору. И, конечно, не могла сесть за руль. Хорошо, что у выхода из гостиницы ее ждал Костя.

— Ты без машины?

— Да, но у меня есть ключи от твоего «форда». Я знал, что ты выпьешь вина, и отогнал свою в гараж. Надеюсь, ты установишь для себя правило: не садиться за руль навеселе и вообще по возможности вовсе не употреблять спиртного.

— Да, это будет правилом моей жизни, но сегодня мне надо было поддержать общий энтузиазм.

— Ну, как твой улов?

— Улов? Ах, да, улов…

Анна взглянула на Костю торжествующе:

— Я, кажется, могу играть роли. Нина завтра предлагает погудеть в ресторане.

— И что же ты?

— Я сказала, что у меня нет кавалера, а одной идти в ресторан… Представь, ей тоже не нравится положение скучающей дамы. С ее-то красотой. Будут липнуть как мухи на мед.

— Не знаю как ее, а тебя-то уж в покое не оставят. Но что же Иванов? Почему жена его одна может шляться по ресторанам?

— Иванов какой-то шалый, ей-Богу! Я его так и не поняла. Или он артист и разыгрывает простака, или в самом деле… таковой. И речь у него странная. В Волгограде есть писатель, — он забавно пародирует местечковых евреев. Вот и Иванов… И что я заметила: вопросы задает неумные и вообще — неинтересен и даже будто бы недоразвит. Как же можно с таким умом ворочать большими делами? А? Тут, по-моему, какая-то загадка.

— Об Иванове я еще мало знаю и не видел его. Надо наблюдать. Золотой Принц — наш очередной бой, и вести его мы будем на чужой стороне, в Америке. Так планирует Старрок, а с ним и все его боссы. Очевидно, нам выпала роль разведчиков или рэкетеров, и вырвать у своей жертвы мы должны не миллион и не два: тут уже счет пошел на миллиарды. Держись, Анютка!..

— А как быть с рестораном? Завтра утром я должна ей позвонить.

— С рестораном дело посложнее. Мне бы не хотелось показываться ей в роли твоего кавалера, а одну тебя отпускать… Но посмотрим, подумаем.

Они подъезжали к дому.

Дома их ожидал издатель Алексей Ноевич Шугалей. При появлении Анны поднялся с кресла, подобострастно склонился.

— Я к вам по делам книги.

— Все дела по книге… вот он, Константин Евгеньевич.

— Да, да, знаю, здравствуйте, Константин Евгеньевич. У меня к вам срочное и важное дело.

Вынул из кармана книгу в прекрасном переплете, — и обложка, и бумага, и рисунки, — все было на новом, более высоком уровне, чем издание волгоградское. Но особенно портрет автора. Он дан был на вклейке из мелованной финской бумаги, и выглядела Анна совсем юной девушкой, и была так хороша — глаз не оторвешь.

— Мы издали пробный тираж — десять тысяч экземпляров. И, представьте, книгу раскупили за неделю. «Анжелика и король» лежит, «Дневник» Вырубовой лежит, даже сенсационную «Князь тьмы», о Горбачеве, покупают вяло. Но эта книга идет. Представьте, идет!

— Хорошо, хорошо. Каковы ваши планы?

— Мои планы? Я хочу издать миллион экземпляров. Загружу типографию, «она будет печатать только «Слезы любви». Предлагаю договор.

— Договор будет, но нужен аванс.

— Аванс? Сколько вы хотите?

— Десять миллионов.

— Десять миллио-о-нов! Вы меня режете без ножа. Откуда мне взять десять миллионов? У меня нет и одного.

— Тогда книгу предложим в другое издательство, а печатать будем в типографии Ивана Федорова. Там и бумага хорошая, и мощности большие, — говорил Костя наобум.

— А у нас? — Шугалей вырвал из рук Анны книгу. — У нас плохая бумага? Вы посмотрите.

— Бумага ничего, но там лучше. Ищите десять миллионов.

Шугалей откинулся на спинку кресла. Ошалело таращил глаза то на Анну, то на Костю. Хотел обратиться к автору, но она поднялась.

— Извините, пойду к себе.

Шугалей остался наедине с Костей, который «резал его без ножа». Но Костя был неумолим. Он знал нравы нынешних дельцов, их связи, возможности. И знал также, что Шугалей не отступится, найдет деньги. И не ошибся. Издатель упавшим голосом проговорил: