Иван Дроздов - Шальные миллионы

Вдалеке от причала выключила двигатель, описала изящную дугу и мягко, без толчков подвела «Назон» к резиновой прокладке. Встречавшие ее Нина и Малыш поздравили с приобретением сразу трех новых профессий: капитана, моториста и штурмана. Анна едва сдерживала радостное возбуждение. Сходя по трапу, подала руку Малышу, сверкая глазами, сказала:

— Ваш «Назон» — прелесть. Я очень вам благодарна. Посмотрела ему в глаза и сдержанно, смущаясь, проговорила:

— Не знаю, как мне вас называть?

— Если можно, называйте меня по имени — Вася.

К нему подступилась Нина:

— А я… а мне… — можно вас так называть?

— Со временем — да, может быть, но… со временем. А пока такое право даю только ей.

Василий проговорил это кротко и тихо. Нина недовольно поджала губки, сказала:

— Странный вы человек, ей-Богу!

— Да, меня не все понимают. Но я этого и не хочу. Подал Анне ключ:

— Вот вам ключ, а вон там, на причале, цепь и замок. Закройте катер и оставьте ключ у себя. «Назон» ваш, вы на нем поедете на Дон, а я, если вы позволите, в этом путешествии буду вас охранять.

Попрощался и пошел в беседку, где чаевничали отец и сын Ивановы. Подруги переглянулись.

— Катер… мой?

— Господи, да что ты удивляешься! Что она стоит для Малыша, эта посудина! Он однажды увидел его на море, спросил у Силая: «Чей катер?» — «Ихнего адмирала». Позвонил своему человеку в гостиницу: «Купите катер… вместе с мотористом». Назавтра «Назон» стоял у нашего причала.

— Но я не могу принять от него такой подарок.

— Ну и дура! Подумаешь, не может принять подарок. Бери, если дали!

— Сегодня возьму подарок, а завтра…

— Завтра ничего не будет, — парировала Нина. — Приставаний, что ли, боишься? Не будет он к тебе приставать. У него гарем самых лучших, ослепительных красавиц. Они в Варне под наблюдением мамок и врачей. И мой слюнявый Борис, и Малыш сверхдорогие номера за собой держат. В этих номерах по пять-шесть комнат, дорогая обстановка, штат обслуги, — по пятьсот долларов в сутки за них берут. Вчера Борис, оглушенный гашишем, проболтался. Там девочки шестнадцатилетние, семнадцатилетние — нецелованные на коленях у них сидят. Не бойся за свою невинность, запирай катер и прячь ключи подальше.

Анна хотела спросить, почему же он делает этот подарок, но решила не пускаться в щекотливые расспросы. Завтра она снова выйдет в море, а там видно будет.

Эпизод с отравленным соком сильно повлиял на психику Иванова-старшего, он заметно помрачнел, меньше разговаривал, и только завидев Нину, оживлялся. К Анне он почти так же привязался, как и к Нине. Отметил в ней одну особенность: ее красота, хотя и была несомненной, не так бросалась в глаза, как демонстративная яркость Нины. И фигура ее не была классически совершенной, но стоило к ней приглядеться, узнать ее поближе, и вы подпадали под сильный магнетизм ее обаяния. Вы даже удивлялись, что не сразу ее поняли и разглядели. Ее лицо хранило черты детской простоты и наивности, а ямочки на щеках при каждой улыбке резко обозначались, воспламеняя в глазах и на лице приметы сердечной доброты и нежности. В ее фигуре, слегка полноватой, не было изящной легкости, но все дышало необыкновенной женской прелестью. С ней было интересно разговаривать: знание простонародной жизни причудливо сплеталось в ее речи с неожиданностью и остроумием своих собственных суждений.

Силай Иванов изъявил желание прокатиться с ней на катере. Хотел было пойти в кают-компанию, но Анюта сказала:

— Садитесь со мной в рулевую… Если хотите.

— Но разве с нами никого не будет?

— Нет, мы поедем вдвоем.

Силаю это очень понравилось, и он с радостью занял место в рулевой кабине.

Анна точным маневром на тихом, почти бесшумном ходу вывела катер из канала и взяла курс на северо-восток, в сторону Констанцы и России, отвернув катер от солнца, чтобы красные утренние лучи его не били в глаза и не мешали созерцать золотую рябь тихого моря, необычно глубокую даль горизонта, не подернутого еще тонкой кисеей полдневных испарений.

— Идем домой, в Россию, — сказала Анна, показывая на компас.

— Вы уже соскучились по дому?

— Да, очень.

— Дома еще наживетесь. Поживите тут, у нас, около моря.

Они помолчали. Было очень тихо, глухой рокот мотора почти не достигал закрытой кабины. Силай смотрел на руки Анюты, лежавшие на полумесяце руля и думал: «Как легко ведет она катер». Он думал также о Родине, которой нет у него и которая есть у нее, этой простой и умной, и очень красивой девушки. Завидовал Анне: свобода, свобода… Что может быть тебя дороже?