Кун-Суук Шин - Пожалуйста, позаботься о маме

Та самая комната для ночных дежурств, где много лет назад он спал рядом с мамой, расстелив на полу одеяло. Рядом с женщиной, которая впервые в жизни одна села на поезд, идущий в Сеул, чтобы привезти сыну аттестат об окончании школы. Тогда он, наверное, последний раз вот так лежал рядом с мамой. Внутрь проникали ледяные сквозняки, для которых не служила преградой стена, выходящая на улицу.

— Я лучше сплю, когда лежу около стенки, — сказала мама и поменялась с ним местами.

— Здесь дует, — ответил он и поднялся, чтобы прислонить к стене свою сумку и книги и хоть немного защитить ее от потока холодного воздуха. Заодно он сложил у стены и свою одежду.

— Замечательно, — заметила мама и потянула его за руку. — Ложись спать, тебе ведь завтра рано вставать на работу.

— Ну и как твое первое впечатление о Сеуле? — спросил он, лежа рядом с мамой и глядя в потолок.

— Ничего особенного, — откликнулась мама и рассмеялась. Она повернулась, взглянула на него и вдруг начала вспоминать прошлое. — Ты мой первенец. Это не единственный поступок, который я впервые совершила ради тебя. Все, что ты делаешь, для меня подобно новому миру. Ты заставил меня все делать в первый раз. Ты был первым, кто появился в моем животе, первым, кого я кормила грудью. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда я родила тебя. Когда я впервые увидела твое красное, потное личико с закрытыми глазками… Говорят, что, когда рождается первенец, матери испытывают удивление и радость, но я ощутила печаль. Неужели я действительно родила этого ребенка? И что мне теперь делать? Я была так напугана, что поначалу боялась даже дотронуться до твоих крошечных скрюченных пальчиков. И ты сжимал крошечные ладошки в кулачки. Если я одним пальцем разжимала твой кулачок, ты улыбался… Они были такие крошечные, что мне казалось, что они могут исчезнуть, если я стану касаться их. Я тогда ничего не знала о детях, да и вообще о жизни. Я вышла замуж в семнадцать и до девятнадцати лет не могла забеременеть. Тетя постоянно говорила, что, видимо, я не могу иметь детей, поэтому, когда я забеременела тобой, то несказанно обрадовалась, ведь теперь она, наконец, перестанет говорить о моем бесплодии. А потом я радовалась, наблюдая, как твои пальчики на руках и ногах растут день за днем. Устав за день, я склонялась над тобой и разжимала твои кулачки, касалась твоих пяточек. И эти прикосновения заряжали меня энергией. Когда я впервые надела на тебя ботиночки, меня охватил непередаваемый восторг. Когда ты заковылял в мою сторону, я счастливо рассмеялась, и, если бы даже передо мной разложили горы золота, серебра и драгоценных камней, я бы так не радовалась. Я была счастлива. А что я чувствовала, когда ты пошел в школу? Когда я приколола значок с твоим именем на твою курточку и положила в кармашек носовой платок, я вдруг почувствовала себя такой взрослой. Для меня ни с чем нельзя было сравнить радость от наблюдения за тем, как день ото дня растут твои ножки. Расти, моя детка, расти, напевала я каждый день. И вот настал день, когда ты перерос меня.

Он пристально смотрел на маму, которая впервые делала такие признания. Она прильнула к нему и нежно провела рукой по его волосам.

— И хотя я хотела, чтобы ты вырос высоким и крепким, когда ты меня перерос, я испугалась, хотя ты был моим родным ребенком.

Хун Чол откашлялся и уставился в потолок, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся на глаза.

— Мне не требовалось все объяснять тебе, как другим детям. Ты все делал сам. Ты хорош собой, ты отлично учился в школе. Я так тобой горжусь, и порой мне не верится, что ты — мой сын, моя часть… Если бы не ты, разве я отважилась бы одна приехать в Сеул?

И тогда Хун Чол твердо решил, что заработает кучу денег, и, когда мама в следующий раз приедет в город, она сможет переночевать в теплом и уютном месте. Он больше не позволит ей спать на холоде. Они некоторое время лежали молча, и вдруг мама тихо прошептала:

— Хун Чол. — Он слышал ее голос словно издалека, постепенно погружаясь в сон. Мама осторожно провела рукой по его волосам. Она села и коснулась рукой его лба. — Прости меня. — Мама быстро отдернула руку, чтобы вытереть слезы, но они упали на его лицо.

Когда он проснулся на рассвете, мама подметала полы в офисе. Хун Чол попытался остановить ее, но мама сказала, что ей все равно нечем заняться, и, словно ее могли наказать за безделье, она вымыла полы влажной тряпкой и тщательно вытерла пыль со столов. Мама тяжело дышала, и ее опухшая нога выпирала из голубой пластмассовой сандалии. Пока они дожидались, когда откроется ближайшая закусочная, где готовили суп из ростков фасоли, мама навела в офисе идеальную чистоту.