Изидор Окпевхо - Последний долг

Я ставлю велосипед у стены ее дома. В нем ни признака жизни. Я стучу в дверь.

— Аку! Аку!

Ни звука в ответ.

Я открываю дверь и вхожу. Ни души. Я обхожу комнаты. Ко мне она пойти не могла. Я только что из дому. Кроме того, у меня мы ни разу с ней не встречались…

— Аку! Аку!

Через кухонную дверь я попадаю на задний двор. Там я вижу Огеново, ее сына, и мальчишку, в котором смутно признаю сына Джигере Атаганы, соседа. Они ругаются и тычут друг в друга пальцем.

— Нет, твой папа.

— Нет, твой папа.

— Нет, твой папа.

— Нет, твой папа.

— Нет, твой папа.

— Нет, твой папа.

Я подхожу и разнимаю их.

— Перестаньте, — говорю я. — Что случилось?

— Это он виноват, — говорит один.

— Это он виноват, — говорит другой.

— Хорошо. А теперь прекратите. А ты, мальчик, ступай домой, — говорю я сыну Атаганы.

Он злобно глядит на Огеново, потом поворачивается и уходит.

— Где твоя мама? — спрашиваю я Огеново без промедления.

— Она ушла. — Он глядит под ноги, палец во рту.

— Она сказала тебе, куда ушла?

— Она сказала… она сказала, что идет к Одибо и очень скоро вернется.

— Понятно. — Разве этого я не знал? — А Одибо сегодня к вам приходил?

Он кивает.

— Когда он приходил?

— Утром.

— А мама тогда была дома?

Он долго думает, палец по-прежнему во рту, потом снова кивает.

— Одибо ушел вместе с мамой или она пошла к нему после того, как он ушел?

Он глядит в степу дома и молчит. Кажется, он не понял вопроса.

— Послушай, — говорю я очень тихо и медленно, — что, твоя мама ушла вместе с Одибо или Одибо ушел первый, а потом ушла мама?

Он кивает.

— Так что было? Сначала ушел Одибо, а мама потом?

Он колеблется, потом кивает.

Нужны ли еще доказательства?

Я тотчас же направляюсь к велосипеду. Чтобы меня обманули и оттолкнули твари, обязанные мне жизнью…

Женщина, непрестанно всхлипывая, рыдает, не в силах остановиться. Иногда уголком платья она утирает глаза. Она ничего не может с собой поделать, хотя я все время уговариваю ее успокоиться.

— Боже, боже, — ее осипший голос дрожит от страдания, — что теперь будет, а?

— Ну, слезами горю не поможешь.

— Мне давно бы надо уйти…

— Ты выйдешь, а он встретит тебя на улице — разве так будет лучше?

Она продолжает всхлипывать, стонать и вздыхать. Ожесточение, ненависть к Тодже, решимость сопротивляться все время во мне возрастают. И вот в какой-то раз я дохожу до двери и вижу, что он едет ко мне, колеса его велосипеда вихляют по песчаной дороге в ослепительном послеполуденном свете.

— Вот он и пожаловал, — говорю я. — Вытри глаза и улыбайся, если не хочешь выдать себя.

Неожиданно она вскакивает и бежит в дальнюю комнату.

— Куда ты? — Я хватаю ее за руку.

— Пусти! — кричит она шепотом. — Я не могу его видеть.

— Послушай…

Но она вырывается и убегает. Даже забыла закрыть за собой дверь.

Я совершенно сбит с толку, все планы мои рухнули. Я возвращаюсь к входной двери, Тодже роняет велосипед на землю и злобно бросается на меня.

— Выродок! — Он трясется от ярости. — Где эта женщина?

— Она только что…

— Врешь! — ревет он и отталкивает меня. — Ее сын мне сказал, что она пошла к тебе. Где она?

Прежде чем я успеваю ответить, он шагает в дальнюю комнату. На уголке кровати женщина исступленно рыдает, закрыв руками лицо. Потрясенный Тодже останавливается как вкопанный, но не может поверить своим глазам. Я стою прямо за его спиной и туже затягиваю на себе пояс халата.

— Шлюха! — выплевывает он слова. — Дешевая потаскуха!

Он хочет ударить ее, поднимает руку. Но я хватаю его за руку.

— Тодже! — предупреждаю я и резко оттаскиваю его на себя.

Мы с ним лицом к лицу, глаза его налиты кровью, — Тодже, не трогай ее, — предупреждаю я.

— Как ты смеешь, скотина!

Он вырывает руку и больно бьет меня в зубы. Как ни кипят во мне чувства, я не хочу отвечать на удар ударом, я вынесу все, если он не перейдет границы. Он снова стремится ворваться к женщине — теперь она дико рыдает. И снова, уже со всей яростью, я хватаю его за шиворот. От моего рывка ноги его против воли идут назад, а от ворота рубахи отскакивает пуговица и катится по полу. Тут же вся злоба его переключается на меня, ослепляя, он обоими кулаками бьет меня по лицу, рычит, плюет, даже пинает. Больше я не могу вытерпеть. Единственной моей рукой я отвожу обе его руки от своего лица, он спотыкается и шмякается о стену. Женщина, громко рыдая, молит, чтобы мы перестали.