Изидор Окпевхо - Последний долг

Я знаю, какое несчастье, что я калека. Но когда-нибудь бог мне должен помочь! Когда-нибудь я смогу стоять на своих двух ногах и не буду нуждаться в подачках и терпеть унижение перед женщиной. Когда-нибудь я добуду себе работу и, может быть, стану себе самому полным хозяином. Мне не так уж плохо жилось до войны и до того, как начались мои хождения в дом к жене Ошевире. Тогда я безропотно сносил все оскорбления. Но теперь иначе, я не желаю, чтобы меня позорили перед женщиной. Всю жизнь я сторонился женщин, ибо знал, что нм ничего не стоит сказать мне: калека.

— Показать тебе мой автомат? — Мальчик, кажется, оживился.

— Автомат? — Я слегка удивлен.

— Да. Вчера я сделал себе автомат.

— Какой автомат?

— Я тебе сейчас покажу.

Он опять бежит в спальню. Он возвращается с толстой остроконечной палкой. К обоим концам ее привязана веревка, свободно болтающаяся, как ремень автомата. Я улыбаюсь мальчику. Он сияет от гордости и тут же садится рядом со мной, словно, кроме улыбки одобрения, ему ничего не нужно.

— Это я сделал вчера, — говорит он.

— Молодец, — говорю я. — Кто тебя научил?

— Никто. Я видал автомат у солдата.

— Какого солдата?

— Того, который стоит напротив. — Он указывает на солдата, охраняющего городской совет.

— Понятно. А зачем тебе автомат?

— Я хочу застрелить Ономе, — говорит он.

Я прячу улыбку:

— Почему? Что тебе сделал Ономе?

— Он говорит, что мой папа вор.

— Что?

— Он говорит… он говорит, что мой папа вор, что он что-то украл и солдаты его увезли и посадили за решетку, потому что солдаты не любят, чтобы кто-нибудь что-то крал, потому что они хотят все забрать себе, вот поэтому они и увезли моего папу и посадили его за решетку.

— Ты маме об этом сказал?

— Да.

— А что она тебе сказала?

— Она сказала, что мой папа ничего не украл, потому что мой папа честный.

Я долго смотрю на него. Бедный мальчик. Когда он поднимает глаза на меня, я отворачиваюсь, чтобы не растравлять рапы.

— Вот что, — говорю я. — Не стреляй в Ономе — слышишь?

Он кивает и, снова потупившись, трет живот.

— А если он будет опять говорить гадости про твоего папу, скажи мне, и я его за тебя побью, понял?

Он снова кивает.

— А твоя мама знает, что у тебя есть автомат?

— Нет, — говорит он. — Я его прячу.

— Правильно. Куда ты его прячешь?

— В одно место в нашей комнате. Пойдем покажу.

Он зовет меня за собой. Я встаю, он тянет меня за руку в их спальню. Я колеблюсь, я не хочу, чтобы она застала меня, когда я разглядываю ее тайны. Я знаю, какие женщины. Я не хочу, чтобы меня обзывали калекой.

— Ну, иди, — требует он.

Я вхожу за ним в спальню. В середине комнаты, ближе к окну, широкая металлическая кровать. Огеново подводит меня к изголовью и показывает под кровать.

— Вот здесь, — говорит он и показывает за большой ящик, который стоит под кроватью.

— Спрячь автомат, а я посмотрю.

Он осторожно засовывает палку за ящик.

— Очень хорошо. — Я глажу его по голове. — Она ни за что не найдет.

Радостный Огеново катается по кровати, а я стою и оглядываюсь. Комната большая. В глубине длинная вешалка, на ней висит много одежды, есть и мужская. Напротив вешалки груда больших коробок. В комнате еще очень много вещей. На столике рядом с кроватью — карточка Ошевире. Я подхожу к ней, беру в руки, разглядываю. Огеново подкатывается на кровати ко мне:

— Это мой папа.

— Ты его помнишь?

— Нет. Мне мама сказала.

Я смотрю на него, он смущается и откатывается прочь.

— Ты скучаешь по папе? — спрашиваю я.

Он качает головой. Бедный мальчик. Он еще не привык к отцу, когда того увезли.

— А мама по нем скучает?

— Я не знаю.

— По ночам она плачет?

Он задумывается, потом качает головой.

Может быть, она по нем не скучает. Может быть, она так увлечена отношениями с Тодже, что даже не помнит своего мужа, и эта карточка находится здесь, как всякая вещь, о которой просто забыли.

Я ставлю карточку на место.

— Значит, это комната твоей мамы?

— Да, — говорит он.

— И она здесь спит? — я касаюсь кровати.

Он кивает.

— А ты — где ты спишь? — спрашиваю я.

— Я сплю здесь, с ней рядом.

— Хорошая кровать, — говорю я, поглаживая покрывало, и сквозь меня снова проходит то, чего я никогда не испытывал. Наверно, она спит голая. Вот бы увидеть. Может, она когда-нибудь захочет, чтобы я был рядом?

Я присаживаюсь на край кровати. Что сейчас Тодже делает в моем доме с женой Ошевире? С каждой минутой моя ненависть к Тодже растет. О, если бы мне унизить его! О, как хотел бы я оскорбить его гордость! Тогда бы он узнал, каково мне чувствовать то, что я чувствую, когда он делает со мной то, что обычно делает.