Три месяца ушло на оформление документов и на уговоры моей рыдающей мамы. Джон-Иван ежедневно звонил и подбадривал меня. Наконец он приехал за мной, и мы отправились за океан строить семейную жизнь.
«Потомки русской аристократии» встретили меня немного чопорно. Впрочем, гордиться было чем: огромная усадьба в живописном штате Мэриленд, недалеко от Вашингтона, слуги в русских народных костюмах… Маман, как называл её Джон, будто сошла с полотна художника 19-го века: сухопарая манерная особа в длинном платье и с моноклем в глазу. Мы обвенчались в русской православной церкви и отпраздновали это событие в кругу семьи: кроме маман, в доме обитали две сестры, брат и тётя Джона. Жить в родительском доме — было одним из непременных условий мужа, да я и не возражала: настоящее дворянское гнездо! Скоро я забеременела. «Потомки» вроде обрадовались, хотя я быстро привыкла, что эмоции они выражают скупо. Всю беременность я жила как принцесса: готовить или убирать — об этом даже речи не было! Всё делали слуги. Ваня-Джон тоже не работал: он занимался какой-то то ли общественной, то ли благотворительной деятельностью. В свободное время он гулял со мной и водил в гости к многочисленной «русской родне» — почему-то представляя как «посланника из Русского Фонда Содействия».
Жизнь резко изменилась, когда на свет появился наш сын Николас (по-русски — Коля). Свекровь настояла, чтобы я рожала дома. Роды были очень тяжёлыми, я теряла сознание от боли, но свекровь, которая всё время стояла в изголовье кровати и молилась, запретила давать мне обезболивающее. Ребёнка приняла русская повивальная бабка (уж не знаю, где они нашли её в Америке!), а я очнулась только через сутки. Ребёнка мне не принесли: свекровь сказала, что теперь он на попечении кормилицы. Мне же она велела быстрее поправляться, так как пора начинать работать!
Когда я немного оправилась, свекровь вызвала меня в свой кабинет и объяснила, в чём будет заключаться моя деятельность. Отныне отменялись праздные шатания по гостям — наоборот, я должна была отработать 9 месяцев отдыха. Каждый день в 5 утра я должна отправляться к заутрене в местную православную церковь, а потом ехать в местное «дворянское собрание» и заниматься там «благотворительной деятельностью». Позже выяснилось, что все эти громкие названия означают… стоять в беленьком платочке на паперти, с ящичком на груди, и собирать пожертвования в «Фонд Содействия» на нужды «благородных изгнанников»! Николаса же, похоже, свекровь собиралась вырастить без моего участия! Я возмутилась и резко заявила свекрови, что желаю ухаживать за сыном сама! А если уж наша семья так нуждается в деньгах, я могу найти работу по специальности: всё-таки я программист и язык знаю. Свекровь посмотрела на меня волком и вышла, совсем не благородно шандарахнув дверью.
Вечером Джон закатил мне настоящий скандал с русским матом. Он вопил, что я предаю национальную культуру и традиции, плюю на мужа, на мать мужа, что сама я б…, а русского во мне — только коса! Тут я стала постепенно соображать, что неспроста эти «потомки» живут так богато и напоказ «по-русски» — и что бесплатный сыр бывает только в мышеловке!
Я наотрез отказалась идти побираться, отняла Кольку у кормилицы и целыми днями сидела с ним в своей комнате. Джон со мной не разговаривал, а его маман превратилась в настоящую фурию — больше похожую не на даму голубых кровей, а на старуху Шапокляк. Она запретила слугам приносить мне еду, отключила в нашей половине дома электричество (наплевав на ребёнка) — мол, сначала заработай на тепло и свет. Вечерами она заходила к Джону-Ване и ехидно справлялась, какое русское блюдо сегодня на обед приготовила «эта приживалка»? Муженёк не отставал от своей мамаши…
В общем, одним прекрасным утром я вышла с ребёнком на руках на американскую улицу и пошла куда глаза глядят. Нет, я не побежала в русское посольство: я понимала, что мне не дадут уехать из страны с сыном. Я радовалась, что когда-то в школе не ленилась на уроках английского: в тот же день я нашла комнату и няню в кредит — и отправилась на поиски работы. Вечером я уже стояла на раздаче в закусочной фаст-фуд.
С того дня прошло 7 лет. Мне удалось выжить и встать на ноги в условиях «дикого Запада». Я работаю программистом в частной фирме, снимаю жильё в 15 минутах от Белого Дома и встретила прекрасного человека по имени Дэвид. Николас учится в хорошей школе. У меня только одна проблема: я не могу уехать с Колей в Россию больше, чем на 27 дней. Дело в том, что все эти годы его отец-потомок непрерывно судится со мной — видимо, тратя на это все средства из «фонда содействия изгнанникам». Я не претендовала ни на какое имущество, но он всё равно подавал бесконечные иски и апелляции — и добился-таки, что «самый гуманный в мире» американский суд назначил ему 3 дня в месяц общения с ребёнком. Это означает, что под страхом тюрьмы я не имею права нарушить режим посещений отцом, увезя ребёнка. На самом деле, «изгнанный князь» ни разу не воспользовался своими «отцовскими» днями.
Читать дальше