Сергей Лукьяненко - Сборник

Я достал из кармана алмаз – «сдачу» с гиперперехода принцессы. Ехидно улыбнулся – если это неизбежность, то приятная. И опустил его Даньке в карманчик модной, купленной в магазине «Элита» в центре города рубашки. Виновато объяснил:

– На память… Трофея, увы, не могу…

Хотел потрепать Даньку по щеке – и остановил руку. Уже не стоит.

– Пока, Данька. На озере было здорово, правда?

Его глаза смотрели сонно и бездумно. Я надавил на кнопку звонка и метнулся вниз по лестнице. Вслед за мной бесшумной и едва видимой тенью – Эрнадо. На первом этаже он остановился, бросил короткий взгляд на экранчик видеодатчика – незаметной пылинки на Данькиной рубашке.

– Порядок. Мать ревет и колотит его по щеке… чтобы очнулся. Вроде, помогает.

Помогает…

Я оборвал поток воспоминаний – и вовремя. Комната для принятия решений растаяла, превратившись в грязную площадку земного подъезда. У смятых, искривленных пинками перил стоял Маэстро, крепко цепляясь за покрытый облупившейся краской поручень.

– С вашей ментальной силой трудно бороться, – прошептал он. – Смена интерьера в комнате даже не планировалась технически… Вы воздействовали на управляющие контуры Храма напрямую…

– Извините, – глухо сказал я. – Сейчас переделаю. Скажите, я могу взять эту открытку?

– Это фантом. Но можно заказать материальную копию… Вам что-то напомнила эта картина? Наша семейная реликвия, между прочим…

– Ваша?

– Даниил мой прямой предок, – с легкой гордостью сказал Стас.

Я даже не удивился. Просто кивнул.

– Напомнила. Пару старых и всем известных истин.

Мир вокруг начал таять – меня ждал ангар с боевым кораблем «Корсар», жена и друзья, лишившийся друга «котопес» и будущее, не скованное неизбежностью.

– Каких! – Возглас Маэстро на секунду остановил смену декораций. – Каких истин?

Я не ответил. Зачем? Память сильнее ножа, а дружба побеждает смерть. Эти слова станут фальшивыми и смешными, если их произнести вслух.

– У тебя были отличные каникулы, Данька! – выкрикнул я, пока транспортные механизмы Храма несли меня сквозь стены. Влажное, сырое касание силовых полей… – У тебя будет теперь вся Земля. Планета, которая есть!

Планета, которая будет.

г. Алма-Ата, Ноябрь 1991 – март 1992 гг.

Восход солнца на Сомате, все равно какого – белого или желтого – это зрелище, уступающее лишь закату. Вначале вспыхивают вершины гор – кристаллический песок перемалывает первые лучи света, окутываясь радужным сиянием. Чем выше поднимается солнце, тем ниже сползает разноцветная пелена. В черном, усыпанном звездами небе горы сверкают, как драгоценные камни на бархатной подкладке. Но вот над острыми, изломанными скалами показывается краешек солнца – белого или желтого, в зависимости от времени года. Небо наполняется густой синевой, а между разноцветными, нарядными, как карнавальные одежды, горами возникает тускло-серая, медленно текущая лента. Сухая река течет еще ленивее и спокойнее, чем равнинные реки на Земле. Даже водопады, которых немало в низовьях Оранжевых гор, производят впечатление чего-то сонного и неторопливого. Поток падает со скал медленно и почти беззвучно, словно русло реки наполняет легкая, невесомая пыль. Впрочем, так оно и есть.

Я проснулся, когда белое летнее солнце перевалило через Рыжий хребет и залило ущелье жарким сиянием. Почти мгновенно стало душно, ночная прохлада исчезла бесследно. Комбинезон, согревавший меня всю ночь, сменил цвет с черного на серебристый.

Первым делом я извлек из кармана кассету с фильтрами-увлажнителями. Морщась от неприятной сухости во рту, сменил отработавшие носовые фильтры на свежие – влажные и упругие комочки синтетического волокна. В кассете остались еще две пары фильтров – при должной экономии их хватит на сутки. Второе по важности дело заняло еще минуту – из смятого тюбика с увлажняющей мазью я выдавил несколько сантиметров жирной белой пасты. С наслаждением втер ее в растрескавшуюся кожу на руках и лице.

Теперь можно было приниматься за обычные утренние процедуры, необходимые как на Земле, так и в сотне парсеков от нее. Пробежавшись по ущелью, я встал у красивой лимонно-желтой скалы и отдал долг природе Сомата. Затем совершил пробежку в противоположную сторону – к реке.

Медленные серые волны плеснули у моих ног. Разноцветные камешки, отполированные тусклой пылью, сложились в новый узор. Лучшего калейдоскопа, чем берега Сухой реки, придумать невозможно – здесь встречается галька всех оттенков, какие только способен различить человеческий глаз.