Виктор Пелевин - Чапаев и Пустота

Дверь открылась сразу же. За ней стоял неизбежный амбал в камуфляже, с черной резиновой палкой в руках. Сердюк кивнул ему, открыл было рот, чтобы объяснить причину своего визита, да так и замер с открытым ртом.

За дверью был небольшой вестибюль, в котором стояли стол с телефоном и стул, а на стене этого вестибюля было огромное панно с изображением уходящего в бесконечность коридора. Вглядевшись в это панно как следует, Сердюк понял, что это никакое не панно, а настоящий коридор, начинающийся за стеклянной дверью. Коридор был очень странным – с висящими на стенах фонарями, сквозь тонкую рисовую бумагу которых просвечивали дрожащие огоньки, и полом, посыпанным толстым слоем желтого песка, поверх которого, одна к одной, лежали узкие циновки из расщепленного бамбука, соединяясь в нечто вроде ковровой дорожки. На фонарях ярко-красной краской был нарисован тот же знак, что и на объявлении в газете, – цветок с четырьмя ромбическими лепестками (боковые были длинней), заключенными в овал. Вел коридор не в бесконечность, как показалось сначала, а просто плавно (Сердюк первый раз видел такую планировку в московском доме) поворачивал вправо, и его конец оставался невидимым.

– Чего надо? – нарушил тишину охранник.

– У меня встреча с господином Кавабатой, – придя в себя, сказал Сердюк, – в три часа.

– А. Ну так заходите скорее. А то они не любят, когда дверь открыта подолгу.

Сердюк шагнул внутрь, и охранник, закрыв дверь, повернул похожую на вентиль рукоять массивного замка.

– Разувайтесь, пожалуйста, – сказал он. – Вон гэта.

– Что? – не понял Сердюк.

– Гэта. Ну, тапки ихние. Внутри только в них ходят. Порядок такой.

Сердюк увидел на полу несколько пар деревянной обуви, на вид очень громоздкой и неудобной, – это было что-то вроде высокой колодки с раздваивающейся веревочной лямкой, причем одеть такую колодку можно было только на босую ногу, потому что лямка вдевалась между большим и средним пальцами ноги. У него мелькнула мысль, что охранник шутит, но он заметил в углу несколько пар черных лаковых туфель, из которых торчали носки. Сев на невысокую лавку, он принялся разуваться. Когда процедура была закончена, он поднялся и отметил, что гэта сделали его сантиметров на десять выше.

– Теперь можно? – спросил он.

– Можно. Берите фонарь и вперед по коридору. Комната номер три.

– Зачем фонарь? – удивился Сердюк.

– Принято так, – сказал охранник, снимая со стены один из фонарей и протягивая его Сердюку. – Вы ведь галстук тоже не от холода носите.

Сердюк, после многолетнего перерыва повязавший этим утром галстук, нашел этот аргумент достаточно убедительным. К тому же ему очень хотелось заглянуть внутрь фонаря, чтобы выяснить, настоящий там огонек или нет.

– Комната номер три, – повторил охранник, – только цифры там японские. Это где три черточки одна над другой. Ну, знаете – как триграмма «небо».

– А, – сказал Сердюк, – понял.

– И ни в коем случае не стучите. Просто дайте понять, что вы за дверью, – кашляните там или скажите что-нибудь. И ждите, что вам скажут.

По-журавлиному высоко поднимая ноги и держа фонарь в вытянутой руке, Сердюк пошел вперед. Идти было очень неудобно, циновки негодующе скрипели под ногами, и Сердюк даже покраснел, представив себе, как охранник тихо смеется, глядя ему вслед. За плавным поворотом оказалась небольшая полутемная зала с черными балками под потолком. Сначала Сердюк не увидел вокруг никаких дверей, а потом понял, что высокие стенные панели и есть двери, которые сдвигаются вбок. На одной из этих панелей висел листок бумаги. Сердюк поднес к нему фонарь, увидел три нарисованные тушью черточки и понял, что это и есть комната номер три.

Из-за двери доносилась тихая музыка. Играл незнакомый струнный инструмент – тембр звуков был необычным, а мелодия, построенная на странных и, как отчего-то показалось Сердюку, древних созвучиях, была печальной и протяжной. Сердюк кашлянул. Никакого ответа из-за стены не последовало. Он кашлянул еще раз, громче, и подумал, что если ему придется кашлять еще раз, то его, скорее всего, вырвет.

– Войдите, – сказал голос из-за двери.

Сердюк двинул перегородку влево, и увидел комнату, пол которой был застелен простыми темными циновками. В углу комнаты, поджав под себя ноги, сидел на россыпи разноцветных подушечек босой человек в темном костюме. Он играл на странном инструменте, похожем на длинную лютню с небольшим резонатором, и на появление Сердюка не отреагировал никак. Его лицо трудно было назвать монголоидным – скорее в его чертах было что-то южное (мысли Сердюка даже проехались по вполне конкретному маршруту – он вспомнил о своей прошлогодней поездке в Ростов-на-Дону). На полу комнаты стояли одноконфорочная электрическая плитка с объемистой кастрюлей и черный обтекаемый факс, провода от которого уходили в дыру в стене. Сердюк вошел в комнату, поставил фонарь на пол и закрыл за собой дверь.