Мария Галина - Медведки

— Черт знает что, — сказал я сам себе, потому что ладонь вдобавок тряслась.

— Что ты маленький, что ты, — кто-то гладил меня по голове, рука была легкая, почти невесомая, точно ночная бабочка, я их терпеть не мог, — ну не плачь. Кто тебя обидел?

— Пусть отдаст моего Будду, — сказал я, всхлипывая, — это мой Будда. Я верну ему деньги, только пусть отдаст.

— Конечно, малыш. Это твой Будда. Он отдаст тебе твою игрушку. Мы ему так и скажем — отдай мальчику нашего Будду. А то мы пожалуемся на тебя папе.

Я вытер тыльной стороной ладони нос и сказал:

— Что ты несешь?

Она хихикнула.

— Что ты как маленький! Рюмса, плакса-вакса. Здоровый мужик, напился, сидит и плачет.

— Не твое дело, — сказал я сердито.

Она присела на колени около кресла и заглянула мне в глаза.

— Я сразу поняла, что ты несчастный, — сказала она серьезно, — знаешь, бывают такие люди. С виду у них все нормально. Но они несчастные. А все почему? Сами себя ненавидят, вот и мучаются. И ты знаешь, что интересно? Остальные их тоже начинают... не то чтобы ненавидеть. Так, недолюбливать. Лучше б ненавидели, правда?

Я сказал:

— Не понимаю, почему. Я так стараюсь...

— А ты не старайся. Вот увидишь, сразу легче будет.

Она положила ладонь мне на рукав и заглянула в глаза.

— Ладно. Есть один способ. Только никому не говори.

Опять врет, подумал я. И сказал:

— Не скажу.

— Я могу сделать тебя сильным. Не мышцы накачать, это фигня, а изнутри. Изнутри — это самое надежное. Только этим можно один раз воспользоваться, для одного человека. Ну вот давай ты этим человеком и будешь.

— Давай, — сказал я равнодушно.

— Тогда делай то, что я скажу, ага?

— Ага.

— И не спорь со мной.

— Ладно.

Свет, который отбрасывала на ее сосредоточенное лицо моя министерская лампа, был чуть зеленоватым, но не мертвенным, а теплым, словно просачивался сквозь густую листву облитых солнцем деревьев. Я был маленьким мальчиком и стоял в траве, которая росла неожиданно высоко, доставая мне до колен, и смотрел на огромного кузнечика, сидящего на глянцевом темном листке тяжелой душной розы — а он смотрел на меня, чуть склонив треугольную голову с блестящими старыми и мудрыми фасеточными глазами. В черных волосах у него белел тонкий пробор — как шрам.

— Эй, — сказала она, — не отвлекайся.

Она поднесла к моему лицу раскрытую ладошку, у нее была совсем детская ладонь, с розовыми подушечками пальцев и разбегающимся нежным рисунком линий.

— Подуй вот сюда.

Указательным своим пальцем другой руки она ткнула в самую середку ладони, где была крохотная ямка, скопившая озерцо света.

Я подул. Озерцо света пошло рябью, расплескавшись на всю ладонь.

Она быстро захлопнула кулачок, словно мое дыхание было бабочкой, которую можно удержать при наличии осторожности и хорошей реакции.

— А теперь сюда, — она ткнула указательным пальцем себе в ямочку под горлом, в ней тоже пульсировало озерцо света, — только надо, чтобы совсем близко.

От нее пахло почему-то раскаленным песком, словно на морском берегу или от кофейной жаровни, и еще чем-то очень древним, ветхим, словно маленькая девочка надушилась бабушкиными духами.

Наверное, так пахли ее купленные на барахолке готические тряпки.

Я осторожно подул — шнурок с анком, уходивший в ложбинку между грудями, сейчас, вблизи, блестел и переливался, как черная змейка.

— Вот смотри, — щекотно шептала она мне в ухо, — ты маленький, я большая. Ты нестрашный, я страшная. Как я захочу, так и будет. А будет все наоборот. Ты будешь большой — я маленькая. Ты будешь страшным — я нестрашной. Ты будешь страшный. Большой и страшный. Как Ахилл, выходящий из моря...

Почему Ахилл? Откуда Ахилл?

И вообще когда я последний раз мыл уши?

У меня наверняка грязные уши.

Неловко.

— Я тебя зову, ты приходишь. Когда маленькие зовут, большие всегда приходят. Чтобы маленьким было нестрашно в темноте. Вот, смотри, делается темно.

Свет погас. Летний теплый день сменился ночью — сразу, рывком. Так не бывает.

— Бери меня за руку. Клади руку вот сюда.

Я положил руку в теплое и влажное.

— Один раз это можно, — шептала она, ее руки что-то делали со мной в разных местах одновременно, как это так у нее получается? — Один раз можно. Смотри, какой ты сильный. Твоя сила растет. Вот как она растет, ох, вот как она растет и вот так, да, вот так...

По крайней мере, подумал я, хорошо, что она больше не видит, грязные ли у меня уши.

Я проснулся и подумал, что мне снилось что-то очень хорошее.