Канта Ибрагимов - Детский Мир

В музыкальном кружке «Дома пионеров» набор инструментов невелик, а фортепьяно вообще стоит просто для декорации: с начала чеченской революции не звучит. Из новых приобретений — гармонь и балалайка, Мальчика они мало привлекают, а вот к скрипке он тянется, полюбил. Но единственная скрипка — это собственность бабушки Афанасьевой, это ее реликвия, посему она сама изредка выдаст что-нибудь такое, завораживающее, но ребенка особо к инструменту не подпускает, со своих рук более объясняет.

То, что Мальчик удивительный, даже одаренный, отец не сомневается (впрочем, как и многие родители), поэтому он помчался на грозненский базар, думая, что там все есть. А есть только то, что необходимо в войну: пища — в открытую, а оружие — в полуоткрытую. А вот музыкальных инструментов нет, а скрипка — вообще не местного потребления.

Конечно, ради Мальчика за скрипкой можно было бы поехать в соседний регион, за день бы управился, да выходных нет, увольнительных нет, отгулы обещают в будущей жизни. А сама жизнь в Грозном все напряженнее и напряженнее, и не поймешь теперь, кто свой, а кто чужой; если скрытно стреляют, то все во всех. И одна надежда у отца Мальчика — дождаться середины лета, а там отъезд в Москву, и Мальчик будет в школе, и в музыкальной школе, и лишь бы он был счастлив, остальное перетерпим.

Уже и лето недалече, вот и кой-какие документы у отца Мальчика дополнительно в отделе кадров затребовали. И все бы вроде ничего, так компенсацию никак не выдают, и ему уже и в бухгалтерию ходить то ли стыдно, то ли бессмысленно, как вдруг сами вызвали, и уже под вечер всю сумму выдали, так что целый пакет пешком через весь город нести пришлось.

А Мальчик что такое деньги, не совсем понимает, но за родителей, что сидят на диване и пересчитывают бесчисленные бумажки — миллионы, очень рад. И допоздна в этот вечер не ложились спать, все выгадывали, что купить в первую очередь, что отложить, — на поверку оказалось, что денег-то, вообще говоря, не так уж много, так что даже озадачились; далеко за полночь, задув керосинку уже в темноте, уложив меж собой Мальчика, родители все еще продолжали высчитывать, как вдруг в подъезде послышались тяжелые шаги.

Словно вспуганные волчица и волк, встрепенулись родители. Отец схватил автомат, что всегда держал наготове, мать сильнее прижала спящего ребенка, а в дверь аккуратно постучали, раз-два.

— Мила ву? [1] Мила ву? (чеченск.) — кто там? — передергивая автомат, кинулся к двери отец.

— Проверка, откройте, пожалуйста, — довольно вежливо ответили на русском.

Искра надежды затеплилась у отца Мальчика — все-таки федералы, а не какие-то там бандиты.

— Я старшина милиции, российской милиции. Приходите завтра, у нас ребенок спит. Или я сам куда скажете явлюсь.

— Ну вы откройте, поговорим, проверим.

— Да что там смотреть!? — другой грубый мат, — а ну открывай! — и бешеные удары прикладом, так что Мальчик вскочил.

— Папа, мама! Что случилось? Что?

— Ничего, ничего, — заметался по маленькому жилищу отец.

Крик и удары усилились.

— Мы сейчас прострелим дверь. Открывай. — Последний аргумент — и веский… Держа в одной руке наготове автомат, в другой удостоверение, отец Мальчика открыл дверь. В квартиру ввалилось пять-шесть вооруженных до зубов верзил, столько же ярких фонариков, один луч надолго застыл над удостоверением.

— По-моему, подделка, — уверенный бас.

— Да вы что, я пять лет в органах, сразу же после армии!

— Хорошо, давайте проверим, внизу у нас БТР, там же компьютер. А, кстати, на оружие добро есть? Давайте автомат, не волнуйтесь и не бойтесь.

Отобрав автомат, отца Мальчика грубо пихнули к выходу.

— Папа! — впервые подал голос Мальчик.

— Ждите меня здесь! Здесь меня ждите! — уже из подъезда крикнул старшина.

Буквально через пару секунд в подъезде началась возня, крик, а потом стон, стон отца.

— Папа! Папа! — хотел было броситься к выходу Мальчик. Его швырнули в постель, к матери, и, ткнув вонючим стволом в лоб ребенка, обратились к ней.

— Все деньги, драгоценности на стол, либо.

Может быть, они узнали пакет? Как только он появился из-под дивана, быстренько сорвали сережки и тонкую цепочку с матери, видимо, для порядку еще поковырялись в скудных вещах.

Остаток ночи мать металась: то кидалась в подъезд, то обратно, то снова в подъезд, в разбитый проем, то обратно в постель к сыну и рыдала громче него. Потом что-то ее осенило, она вроде успокоилась и стала сына утешать, убаюкивать: