Юрий Бондарев - Непротивление

— Ребятки, а к нам гость в кителе и не хуже татарина, — проговорил он по-клоунски, приглашая всех, по-видимому, засмеяться. — Просим к столу: коньячок остался — дербалызнем и запоем как воробушки на вороньей свадьбе!

— А ну, воробушек, встать! И лапы вверх! — заорал в ярости Александр и сделал два шага вперед. — А ты, толстая задница, бросай пукалку на пол! Вот сюда! Быстро! — Он кивком показал на угол комнаты: и тотчас толстый подросток отбросил малокалиберку в угол и суетливо вздел руки, отчего задралась спортивная майка, обнажая круглый живот с торчащим пуговицей серым пупком. — А ты, красавица, неужели лежать будешь? Встать, дешевка глупая! Встать всем около окна! И руки над башкой держать, молокососы! Быстро встать передо мной, вот тут! — крикнул он, не сдерживая ярости оттого, что теперь понятно стало, что происходило здесь, но — кто был хозяин квартиры, откуда малокалиберка и эти золотистой кучкой высыпанные из коробочки на край стола патроны? И откуда это коммерческое роскошество на столе — коньяк, боржом, шпроты, американская тушенка?

А они стояли перед ним, задрав руки, открывая под мышками мокрые от пота майки, он видел неподдающиеся глаза долговязого паренька, тупо-вялый, исподлобный взгляд толстого подростка, вспотевшего так, что капли висели на гиреобразном подбородке, видел красные, в губной помаде зубы нетрезвой девицы, прикусывающей свисшие на лицо волосы, фальшиво-покорное, недавно смешливое лицо веснушчатого мальчишки с притворным выражением нечаянной вины — и злая неприязнь вместе с брезгливостью не отпускала Александра.

— Мне можно?.. — шепотом выдавила девица и жалко улыбнулась кровавыми губами, оправляя юбку. — Мне в туалет…

— Потерпишь, куколка! — оборвал Александр. — Ты ведь тоже кое-что видела, хотя и надралась. Кто из вас стрелял, мне ясно, — проговорил он и с отвращением остановил внимание на каплях пота, падавших с подбородка толстяка. — Не ясно только — зачем. Так зачем же ты, жирная курица, стрелял в девочку, потом в меня? Может, ответишь, пока я добрый?

В тишине комнаты слышно было, как остро звенела, ползала по стеклу и билась оса за тюлевой занавеской.

— Так кто стрелял? — повторил Александр. — Ты? Или пукалка сама выстрелила?

— Не я, — с задышкой выговорил толстый и затоптался короткими ногами, скосил коровьи глаза на долговязого, стоявшего с каменно-ненавидящим лицом; белокурые волосы вызывающей запятой спадали на его лоб.

— А кто? — спросил Александр, перехватив взгляд толстого. — Вот этот длинный, что ли? Как вас, двух дураков, звать-то? Тебя, конечно, Федул? — Он указал на толстого. — А тебя… Альберт, наверно, или Эдуард? — Он усмехнулся долговязому. — Так, что ли? Ну, куколка, угадал я? — И он недобро подмигнул девице, стучащей, как в ознобе, зубами.

— Вова я, — выдохнул толстый и опустил голову. — Отпустите ее. Ни при чем она…

— Ну, а тебя — как величают, Альберт? — Александр опять взглянул на долговязого. — Не Сирано ли ты Бержерак? Не испанский ли ты дворянин Дон Диего? Судя по обстановочке, вы все здесь неплохо устроились, детишки? Так как тебя? — повысил он голос. — Не ответишь, буду величать тебя дурак или хрен моржовый. Согласен?

Долговязый не отвечал, уставясь с ядовитым презрением в угол комнаты, где валялась на ковре малокалиберка.

— Олег его зовут, — угрюмо проговорил толстый. — Он стрелял и я…

— Молчи, свиной окорок! Молчи! — срывающим баском крикнул долговязый, и кадык задрожал на его длинном горле. — Врешь, колода! Никто не стрелял! Врешь!

Александр взял со стола пачку «Кента», размял в пальцах сигарету, чиркнул зажигалкой, но не закурил.

— Так, значит, ты — Олег, хрен моржовый, — обратился он к долговязому. — Ты стрелял первый, как я понял! Была цель — девочка, не так ли? Ждал, когда она с матерью подойдет к фонарному столбу, и выстрелил. Фонарный столб был ориентир, и дураку ясно. Вторым стрелял ты, Вовочка-совочка, слюнявая мордочка, и стрелял в меня, когда я был у столба. Так?

— А хоть бы и так! — исступленно крикнул долговязый, и в ощеренных зубах появилось что-то дикое, хищное, и запятая белокурых волос запрыгала на взмокшем лбу. — Ты откуда такой взялся в кителе? Нет, я бы не промахнулся! Врезать тебе надо было! Уйди отсюда, лучше уйди! Мы тебя не знаем, и ты нас не знаешь! Думаешь, давить нас будешь, демобилизованный! На тебя тоже найдем кой кого!..

— Давить? Вас? Сопляков? — Александр бросил незакуренную сигарету в блюдце на столе, неторопливо вынул из заднего кармана ТТ, выщелкнул магазин, осмотрел его, вновь вщелкнул в рукоятку, сказал: — Жаль, конечно, патроны. Они у меня тоже на счету. Давить, говоришь? Да, давить я вас буду. Вашим же способом. Вот тебе, долговязое мурло, и тебе, толстяк, прострелю правую руку, а тебе, клоун из дерьмового балагана, сверну скулу, чтобы поменьше улыбался.