Ольга Камаева - Eлка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы

Ну, может, так, самую малость.

А вчера Маша забежала:

— Вечером Леша прилетает, наконец-то их объект закрыли, оформил расчет. Так что завтра непременно ждем! И никаких отговорок! Какое новоселье без соседей?

Мы уже знали, что муж Маши строитель. А в их профессии всегда так: срок пишут плюс два-три месяца в уме. Это еще в лучшем случае.

Что подарим, решили быстро — одну из маминых картин. Долго выбирали, какую именно. Не жалели, просто искали подходящую, чтобы была и к месту, и к поводу. Остановились на моей любимой: белокрылая яхта заходит в портовую гавань. Даже стишок сложила, почти по классику:

Уж простите, Михаил Юрьевич, допущенную вольность…

Утром выяснилось, что самолет из-за тумана задержали, и прилетит он только к обеду. Маша решила ничего не отменять, и Леша должен был прибыть в буквальном смысле с корабля на бал.

Правда, гостям все равно пришлось немножко подождать. Женщины курсировали в районе кухни, что-то дорезали, дораскладывали. Но это была уже та неспешная суета, когда умаявшаяся за день хозяйка могла расслабленно вздохнуть: успела… Мужчины то садились в зале, то выходили на балкон покурить — чем дальше от накрытого стола, тем легче ждать.

Я разглядывала библиотеку. В любой квартире всегда первым делом смотрю книги. Даже — похвастаюсь! — вывела собственную формулу: скажи мне, что и как хозяева читают, и я скажу, будем ли мы друзьями. Лично меня она никогда не подводила. Важно только правильно расставить в ней все известные факты, тогда неизвестного в будущем окажется по минимуму.

Может, кому-то покажется странным, но я не люблю новые книги. Они у меня вызывают подозрение — как люди, с которыми никто не разговаривает, потому что они либо заумные воображалы, либо чопорные гордецы, либо вообще неадекваты. К хорошей книжке, как к другу, — к ней возвращаются; без нее не могут ни есть, ни спать; иногда ей гадят в самую душу брызнувшим из помидорины соком, а через много лет, случайно взяв в руки, старательно разглаживают загнутые уголки и пытаются отковырнуть присохшее к странице томатное семечко. Оно отпадает мгновенно: кажется, только этого и ждало — столько лет прошло, все давно прощено…

Нет, я вовсе не хочу сказать, что мне нравятся те, у кого грязные книжки. Главное, чтобы люди их читали. Ну не может человек остаться прежним, если он страдал вместе с Мастером и Маргаритой, или любил с Джейн Эйр, или плакал над «Хижиной дяди Тома»! И он точно не может быть подонком, если открывает эти книги снова и снова. Какая разница в поиске чего — умного собеседника, спасительных ответов или хотя бы неясных подсказок. И еще он — неравнодушный, а с таким всегда интересно общаться. Правда, дружить тяжело. Ну а жить чаще всего вообще невыносимо.

Точно знаю другое: мне не нравятся те, у кого книжки стоят лишь для декора. С праздничной позолотой на обложке, тщеславным экслибрисом на форзаце и неразрезанными страницами внутри. Могу спорить даже на деньги: такие «книголюбы» и окружение подбирают по принципу нужности и престижности — нынешней и перспективной. А до самих людей им нет совершенно никакого дела. Значит, и на меня им будет наплевать. Тогда мне они зачем?

У Маши книжек оказалось немного, но кое-кого из старых знакомых я встретила. Видно, что покупали от случая к случаю, но выбирали именно то, что хотели, на полках не было и намека на серии. По томику Шекспира и Булгакова — привет от классиков. Рядышком рассказы О'Генри и пьесы Шоу — значит, с чувством юмора все в порядке. Еще пара знакомых корешков: «Американская трагедия» и «Оливер Твист». Наверное, многие опять меня не поймут, но я люблю неспешные романы, кропотливо и скрупулезно, вплоть до складочек на фраке и морщинок у глаз выписанные образы. Такой странный по нынешним временам выбор определили две вещи: мамин вкус и моя болезнь. Совпали ее желание и мои возможности. Сначала мама сама читала вслух, но со временем и я полюбила вязкое, тягучее действие. В нем нет суеты, но есть проникновение в суть. И не остается выбора — все герои становятся близки, и временами я, как Диккенс, смеялась, спорила или даже ругалась с ними. Жаль, что нельзя было дать тумака — иногда хотелось.

Еще на полках теснились: немножко Дюма, немножко детективов, пара мягких обложек с парящими в облаках златовласыми блондинками — куда ж без них…