Ян-Филипп Зендкер - Искусство слышать стук сердца

Монастырь находился чуть в стороне от главной улицы. Его окружала невысокая каменная ограда. За ней расположились шесть небольших белых пагод, украшенные разноцветными лентами и золотыми колокольчиками. Словно часовые, оберегающие здание от наводнений, стояли десятифутовые сваи. Монастырь был возведен давно и за годы оброс множеством прилегающих строений. В самом центре его территории высилась четырехугольная семиэтажная башенка, сужавшаяся кверху, ее золотая верхушка виднелась издалека. От нещадного солнца сосновые стены монастыря давно уже сделались темно-коричневыми, а крыша, крытая дранкой, и вовсе почернела. Но строилось здание не только из сосны; его полы и опорные балки были из тикового дерева. Две широкие лестницы вели к просторной веранде. За ней начинался громадный зал длиною более сотни футов. Путь в него открывали три двери, и, через какую ни войди, обязательно увидишь массивную деревянную статую Будды, покрытую листовым золотом. На солнце она бы ослепительно сияла, а здесь, в сумраке, лишь таинственно мерцала. Статуя была высокой, почти под потолок. У ног Будды, на низеньких столиках, прихожане оставляли свои дары: чай, цветы, бананы, манго и апельсины. За статуей, возле стены, на подвесных полках стояли десятки маленьких будд, тускло поблескивая золотом. Некоторые из них были наряжены в желтые одежды, иные держали в руках красные, белые и золотистые бумажные зонтики.

Су Кьи провела Тина Вина по широкому двору, где двое монахов подметали влажную землю. Рядом на веревке сушились темно-красные монашеские одежды. В воздухе пахло дымом. До ушей Тина донеслось потрескивание дров в горящем очаге.

Помост, на котором сидел У Май, находился в самом конце зала, у стены с окнами без стекол. Старый монах сидел неподвижно, скрестив ноги и положив на колени жилистые руки. Перед ним на столике стояли чашка, чайник и тарелка с жареными семечками.

У Май сидел, прикрыв невидящие глаза. Встречаясь с монахом, Су Кьи всегда испытывала легкое замешательство. В отличие от прочих людей он казался ей прозрачным и очень понятным. Худощав, но не до изможденности; голова гладко выбрита, лицо морщинистое, но не сморщенное и в полной мере отражает его душу. Ничего лишнего.

Су Кьи вспомнилась ее первая встреча с У Маем. Было это более четверти века назад. Он прибыл из Рангуна и стоял на маленьком местном вокзале, не зная, куда податься. Первой, у кого он спросил дорогу к монастырю, оказалась Су Кьи, шедшая на рынок. Ее удивило, что человек приехал из столицы босым. А еще Су Кьи поразило его лицо. Просто из любопытства она взялась проводить У Мая до монастыря. По дороге они разговорились — так и началась их дружба. Постепенно, без каких-либо расспросов со стороны Су Кьи, У Май рассказал ей о своем детстве, юности и жизни, какую вел, пока не стал монахом. А первая половина его жизни отнюдь не отличалась праведностью. Поначалу Су Кьи даже считала, что друг специально на себя наговаривает. Но нет, он говорил только правду, ничуть не боясь испортить впечатление о себе.

У Май родился в богатой рангунской семье, владевшей несколькими рисовыми мельницами. Его предки принадлежали к индийскому меньшинству, переселившемуся в Бирму в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, когда англичане захватили эти земли. Вместе с индийцами пришла торговля рисом, обеспечившая процветание быстро растущему Рангуну. Отец У Мая был человеком крутого нрава, считал, что его слово в семье — закон. Любой пустяк мог вывести его из себя и обрушить на голову домашних лавину яростного гнева. Дети старались не попадаться отцу на глаза, а жена заболела странной болезнью, определить которую не могли даже английские врачи. После рождения третьего ребенка отец У Мая, устав от вечно больной супруги, отправил ее вместе с младшими детьми к родственникам в Калькутту. Он утверждал, что тамошние врачи способны творить чудеса. У Май, будучи старшим, остался с отцом, тот видел в нем преемника, которому со временем намеревался передать все дела. О жене и младших детях он бы и не вспоминал, если бы не редкие письма из Калькутты. Мать сообщала, что тамошние врачи и впрямь кудесники. Ее состояние значительно улучшилось, и она подумывает о возвращении в Рангун. У Май скучал по матери, брату и сестре и радовался, что вскоре вновь их увидит. Но затем письма стали приходить все реже, и повзрослевший У Май понял, что семья не воссоединится. На робкие просьбы позволить ему съездить в Калькутту отец отвечал категорическим отказом.