Михал Витковский - Любиево

Народу все больше, и Аллигаторша сама уже не знает, может, и на самом деле она всю жизнь носила какую-то не свою, чужую сумку?

— Читать умеете? — В руке у нее помятый лист формата А4.

— Что там у вас?

Читаем вслух:

Разрешение на продовольственную передачу Любе Гураль, помещенной в следственный изолятор в Зеленой Гуре…

— …Да, да, — переглядываются, понимая, что мы им не врем, потому что Люба наша давно уже в Зеленой Гуре… — Да, да, все верно.

Сами люди людям такую судьбу и устроили. [72] Цитата из классика польской литературы Зофьи Налковской (1884–1954).

ПАРИКМАХЕРШИ ИЗ-ПОД КИНОТЕАТРА «ВЕСТЕРПЛАТТЕ» ПРИНИМАЮТ НА ИОАННА ПАВЛА II ОКОЛО ГЛОБУСА

— Слышь, а давай сыграем: я буду Мышка, а ты Вуглускр.

— Кто?

— Ну ты чё, классика не помнишь:

— Какого классика?

— А тебе не один хрен?

…одна тетка торгует фастфудом, и под потолком у нее подвешен телевизор, по которому она всегда смотрит сериалы. Каждый год я проверяю: на прежнем ли она месте, все так же ли смотрит, сама делает мне кофе, а глаз не спускает с телевизора. Раз смотрю — вся в слезах. Я ей:

— Что? Сериал был?

— Нет, лук резал…

— А я думал, сериал, потому что вы весь в слезах…

— Нет, я только на одном сериале плачу… как его там… «Оборванная связь».

Одна пришла к другой, стучится:

— Солнышко, впусти меня!

— Снимайте эти ваши… тряпочки и ложитесь на кушетку.

— Как ты думаешь, есть там другие цивилизации?

— Не знаю…

— А если бы были, как ты думаешь, мы бы что-нибудь с этого поимели?

Ледиз энд джентльмен, перед вами знаменитая на весь мир… Флора Ресторанная! Оркестр, туш!

Флора расскажет нам о Толе, о Санэпидяре и о Писсуарессе с Центрального вокзала. Слушайте внимательно!

была из Познани, скупердяйка. Жуткая скупердяйка.

— Боже, какой же наша Толя была жадиной! Даже писала в раковину, потому что ей было жаль лишнюю воду спускать! О чем бишь я? А, вот, Толя шесть лет жила с одним поваром, очень даже телковатым, Миреком звали. Она ненормальная и жадная, и ничего удивительного, что он в конце концов ее бросил. Мы как раз с ней тогда договорились, — вздыхает Флора Ресторанная, — договорились съездить в Лидель на распродажу. Уже стоим в очереди в кассу, а я купила супчики «Кнорра», какая-то там курица под пикантным соусом или «сырный пир». Так или иначе, в очереди за нами стояли тоже тетки, молоденькие, с выщипанными бровями, с ирокезами, прямо из дискотеки, а худющие, шеи длинные, жилистые. Может, они думали, я — телок (а надо сказать, что Флора Ресторанная умеет быть мужской, да и видная из себя, этакая Женщина-Телок), и стали ко мне подкатываться:

— Вы что купили? Супы? Ах, ведь у нас точно такие же (и как у них на все это соображалки хватает?) «горячие кружки». Нам тоже такие нравятся… Именно эти.

Кружки! — у Флоры Ресторанной брови лезут на лоб, глаза из орбит, она всплескивает пухлыми руками.

А еще Толя бросила какие-то кальсоны в корзинку, так они подумали, это для меня, и:

— Ой, какие кальсоны… Самая важная часть мужского гардероба…

И именно в этот момент приходит эсэмэска от Мирека: «Ухожу, ключи у соседки».

А Толя на это и говорит:

— Слушай, Флорка, поехали, съездим на квартиру, а то я не знаю, что там застану!

А теперь представьте эту фразу в исполнении Флоры, старающейся воспроизвести познанский акцент Толи, с которым говорят простые женщины из познанских предместий, и в этом голосе беспокойство за свою утварь, за квартиру…

Открываю дверь, входим, она — бах, в прихожей на пол и в рев! Как начала реветь! Толя наша. Му и му. Наконец поднимается с пола и, не переставая реветь, направляется в кухню: