Евгений Ройзман - Невыдуманные рассказы

Однажды мы с Брусиловским решили выпить бутылочку вина. И встретили Витю Махотина. «Витя, выпьешь с нами?» — «Нет. Никогда. Я не такой. Разве что в виде исключения». Сидели на берегу Исети. Брусиловский, глядя на воду, задумчиво сказал: «Все-таки Махотин — замечательный живописец». «Уж получше вас-то, Миша Шаевич», — ответил Витя.

Однажды Витя зашел к нам в музей. Я обрадовался и говорю: «Вот Витя Махотин, непосредственный участник жизни и смерти».

Эти слова Миша Выходец взял эпиграфом к своему замечательному стихотворению.

В 87-м году я, учась в университете, поехал в колхоз. Университет работал в Красноуфимском районе. Работали на картошке. Девчонки, как обычно, в борозде, парни на погрузке. Работали в полную силу, торопились, хотя бы уже потому, что убирать картофан из-под снега — занятие уж совсем противное. Отряды были сводные: историки с биологами, журналисты с математиками и т. д. А я был бригадиром грузчиков на станции Зюрзя. Все парни с разных факультетов, все после армии, все здоровые и жизнерадостные — двадцать рыл. А я был старше всех, и мне надо было все время смотреть, чтоб они не вырвались на волю. Зазевался — все, туши свет. Все они искренне считали, что овца, отбившаяся от стада, считается дикой. Что местным надо сразу объяснять, кто хозяева, ну и все такое, сами понимаете…

На Зюрзю со всех окрестных полей приходили КамАЗы, «Уралы» и ЗИЛы, доверху груженные мешками с картошкой. Задача была максимально быстро перегрузить эти мешки в вагоны, чтобы машины снова ушли в поля грузиться. Работа каторжная. Никуда не спрячешься, от тебя зависит куча народа, а мы еще и соревновались между собой. А руководил самой весовой и всем этим погрузочным тупиком лысый мужик Тимофеич — редкий дятел, но мужик хороший.

Однажды в тупик загнали вагоны с соляркой, и они протекли, и налилось огромное озеро. Цистерны выгнали и подали вагоны под загрузку картошки.

Пришел Тимофеич, разбухтелся. «Дак она ж у нас сейчас вся провоняет, никакие нанайцы ее есть не станут! Надо как-то все почистить!» — «А как чистить-то, Тимофеич?» Вдруг он встрепенулся: «О, я придумал!» Взял большую палку, намотал на нее кусок пакли, ткнул в солярку и принялся поджигать. «Э-э, Тимофеич, давай подумаем!» — «Какой на х… думать! Поджигать надо!»

Мы еле успели отбежать. Пламя с диким уханьем помчалось вдаль в сторону весовой. Тимофеич опалил усы и брови. Повалил черный дым. Сгорело несколько вагонов. Прилетели пожарные вертолеты. В общем, было прикольно.

Когда уже все закончилось, Тимофеич, весь чумазый, без бровей, подошел ко мне и осторожно спросил: «Что, Женька, вроде бы получилось?» Я его успокоил: «Ништяк, Тимофеич, получилось!»

Грузились мы после с запасного пути. Но я не об этом…

У нас в бригаде был парень. По национальности кабардинец, звали его Ислам. Он нашел в полях дикорастущую коноплю. Насобирал. Высушил в отряде на калорифере. Пробил, собрал пыль, пропарил, отжал. Приготовил «план». Всех угостил. А я не курил никогда. Не то что это говно, а просто не курил. И я даже не понял, что произошло. На моих глазах хорошие парни, мои товарищи, за которых я отвечал, за которых я переживал, превратились в банду дебилов. Представляете, работаем двое внизу, в вагоне, двое вверху, на кузове. Мешки разные. Кто в колхозах бывал, знает. Бывает от пятидесяти до ста килограммов. Дима со мной на кузове наверху берет мешок пятидесятикилограммовый и начинает дико хохотать. Прохохотавшись, ставит мешок на своего хохочущего друга Юру Мурашко, которого этим мешком напрочь придавливает. В это время Игорь с философского падает с вагона и разбивает очки. Потом вся бригада разбредается по полям. С трудом собираю, приезжаем в отряд. Вся банда врывается в столовую и съедает все. А потом вытаскивают клубные колонки на средину зала, включают музыку изо всей силы, садятся между колонками и прутся. А совсем рядом с Зюрзей была «запретка» с пулеметными вышками, какое-то хранилище урана. И там росли дивные цветы. Два друга-спецназовца, чуваши Генка и Толик, оба воевавшие, намылились за цветами. Я говорю: «Э, вы куда? Там часовые». «Вадимыч, не ссы. Они зажравшиеся, мы их легко снимем».