Анна Бялко - На той неделе - купить сапоги, спасти страну, выйти замуж

Уже почти заснув, я слышу ключ в замке. Димка. Я приподымаюсь в кровати и сквозь полуоткрытую дверь наблюдаю, как он входит в квартиру, включает свет в прихожей, ищет тапочки... Потом до меня доходит: он же не знает, что я тут. Я зажигаю лампочку над кроватью. Он смотрит на меня почти с ужасом.

— Ася? Что ты тут делаешь? Ты же должна быть на даче?

— Я приехала... Дим, что со мной было... Я мыла голову и уронила на себя чайник, ошпарилась вся. Вот, смотри.

— Кошмар какой! Ради бога, не надо только мне ничего показывать. С ума сошла — ошпарилась. Как тебя угораздило?

— Я же говорю: мыла голову, поскользнулась, опрокинула чайник...

— Да-а... Кошмар. Представляешь, вот был бы номер — я бы пришел, а ты там в ванной лежишь, вся ошпаренная, как поросенок... Ужас. Мне просто повезло...

А мне вот, кажется, не очень. Действительно, убейся я там насмерть — вот был бы номер. Но все равно, неужели нельзя сказать что-нибудь более жизнеутверждающее...

— А, Ась, — просовывается в комнату мой бывший муж. — Знаешь, я вот сейчас вспомнил: артист Папанов тоже, говорили, в ванне до смерти обварился.

— Потрясающе, — вздыхаю я и гашу лампочку.

Муж уходит на кухню и, судя по доносящимся звукам, шарит там по холодильнику в поисках еды. Ну-ну, удачи ему, пусть поищет.

Лучше бы Севка меня забрал. Лучше бы я у него лежала, а он обо мне бы заботился. Зачем я, как дура, всегда все сама... Получалось бы что хорошее, а то... Нога болит. Ребята завтра из-за меня не соберутся. Севку так и не увидела. Ребенка на даче бросила. Даже толком не причесалась — буду теперь всю неделю, как помело. Совершенно неизвестно, когда с этим ожогом можно будет вымыться следующий раз. Жалко себя до ужаса, а тут еще бывший муж издевается. Что-то, наверное, я все-таки делаю не так. Надо сейчас хоть заснуть, что ли, пока анальгин еще действует. Точно. Все. Хватит угрызаться, завтра буду думать. А сейчас засыпаю. Сплю.

Мы с Севкой, как и было обещано, честно любили друг друга еще две недели. Даже два месяца. Это было потрясающее время. Он дал мне ключи от своей квартиры, я приходила туда, когда только могла и хотела, — раза три в неделю, после работы, если Костька был пристроен. Севка водил меня в рестораны, покупал еду на рынках, чтобы не тратить время на очереди, настаивал, чтобы я ездила везде на такси — и давал на это денег. Много денег. Но дело совсем не в этом. Это все было приятно, но как часть его заботы обо мне, главное было — что он заботился.Любил меня и заботился. Обо мне в моей взрослой жизни никто так не заботился, только мама в детстве, и то, когда я болела, — в остальное время ей приходилось на работу ходить.

В детстве я ужасно любила болеть. Наверное, все любили. В школу не идешь, лежишь в кровати, читаешь книжки, еду приносят прямо туда же... И мама дома. Варит клюквенные морсы, готовит куриный бульон и котлеты с пюре. А если от температуры начинает болеть голова, кладет на лоб мокрое полотенце и сидит рядом, время от времени переворачивая его стороной попрохладнее. А ты лежишь, и хотя в висках стучат молоточки, тебе все равно хорошо и счастливо, и ни о чем не надо думать, потому что ты знаешь — мама рядом...

В этом году стояла потрясающая осень. Теплая, солнечная и — совершенно вся золотая. Я не помню другого такого пылающего осеннего великолепия, хотя это не показатель, обычно я мало обращаю внимания на красоты природы. Но Севка говорил, что он тоже не помнит, — а это уже существенно, у него, в отличие от меня, на это глаз наметан. Под Севкиным окном рос клен, и всю осень он пылал и пламенел своим золотом и багрянцем, а я, провожая Севку, если он куда-то убегал, выходила на балкон и долго махала ему сквозь эти листья...

А потом он сказал мне, что уезжает. В Америку. На полгода. В начале ноября. И это решено, подписано и безоговорочно.

Собственно, он сказал мне об этом давно, — то есть я знала об этом достаточно давно, но это было как-то между строк, как-то только подразумевалось, как-то казалось естественным... Ведь все вокруг куда-то уезжали, прорываясь сквозь дыры проржавевшего насквозь железного занавеса... И тут, в начале октября, как гром с неба...

— Малыш, я заказал билеты... На пятое ноября.

Я сначала не поняла:

— Какие билеты? Куда?

— В Нью-Йорк. У меня наконец все образовалось, я должен ехать.