Анна Бялко - На той неделе - купить сапоги, спасти страну, выйти замуж

Стоп, к обеду. Обеда-то и нет. Все равно поедем, только собаку тогда брать не будем, вернемся пораньше, успею приготовить, тем более, встали позже обычного.

Еще полная мыслей о том, что ж такое сделать на обед, чтобы и быстро, и еда нормальная, лезу в морозилку. Да вот же кость с мясом, отлично, я и забыла про нее, не буду даже размораживать, прямо сейчас поставлю суп, а мясо потом проверну, будут макароны по-флотски.

Заодно достаю из морозилки сосиску, сделаю сейчас с ней Костьке яичницу на завтрак, он любит. Все-таки дома ребенок, в кои веки. Может, и себе сделать? Да нет, ладно, баловство одно, лучше уж поджарить немного хлеба, он черствый, а так будет нормально.

Пока я занимаюсь приготовлением завтрака (точнее, завтраков, потому что каждому готовится что-то свое), Костька сидит в туалете на горшке. Вдруг он кричит оттуда:

— Мама, мама, смотри, Горбачев принял в Кремле художника Михаила Шемякина!

Это звучит настолько неожиданно, и у Костьки такой естественно-светский тон, что сперва я на миг столбенею, а потом, сообразив, начинаю хохотать. В туалете лежит старая газета, и малыш просто прочел вслух заголовок из нее, но получилось отлично. Этакий светский лев на горшке.

Завтрак сметен в мгновение ока, я складываю посуду в раковину и ставлю на плиту кастрюлю с будущим супом. Сейчас закипит, сниму пенку, положу лук-морковку, и пусть варится на маленьком огне до нашего возвращения.

В ожидании, пока суп закипит, мою быстро посуду и чищу овощи. Задумываюсь, не почистить ли сразу картошки на второе, но вовремя вспоминаю, что собиралась готовить макароны. А то бы начистила сейчас, балда, возилась бы потом с этой картошкой.

Бульон вскипел, снимаю пенку, солю, кидаю лук-морковку, закрываю плотно крышкой и уменьшаю нагрев. Все. Теперь мы свободны и можем ехать гулять.

Собака, завидев сборы, начинает встревоженно крутиться под ногами, взглядывая на дверь, — возьмут ли? Костька просит взять Дольку с нами, но я ни в какую не поддаюсь: ехать на метро, это значит — тащить собаку через контроль в сумке (собак в натуральном виде в метро не пускают), она тяжелая и брыкается, а едем мы ненадолго, часа на два максимум, нет уж, пусть посидит на этот раз дома. Обиженное животное уходит на свой коврик и лежит там, уронив голову на лапы, тяжело вздыхая и глядя исподлобья скорбными глазами, — давит на жалость. Но я непреклонна, отыскиваю Костькины варежки, и мы выходим.

До Коломенского ехать минут двадцать пять, но с пересадкой. Народу немного, и мы безо всяких проблем добираемся до места, подымаемся на улицу и направляемся по аллейке к парку.

От метро можно добраться до парка двумя путями: в конце аллеи подняться в горку и войти через главные ворота или, наоборот, спуститься на набережную, пройти вдоль реки и подняться уже по крутому склону обрыва. Там, вдоль обрыва, много родников, в них вкусная чистая вода, множество людей приходит сюда за ней с разнообразными емкостями. Я никогда не набираю воды в запас — тащить далеко, да и забываю я, если честно, брать с собой бидон, но пить из родника мы с Костькой любим. Сегодня, правда, пить лучше не стоит — холодно, простудить горло легче легкого. Но мы все равно сворачиваем к реке, минуем большое поле, скатываемся по скользкой дорожке под горку и тормозим у самой воды.

Река еще не замерзла, льда нет даже у берега. Более того, на воде копошится пара уток, и чуть подальше сидит на раскладном стульчике дядечка с удочками. Костька тут же подбегает к нему, с любопытством заглядывая в ведерко — есть ли рыба. Уж не знаю, есть ли она там, но Костька так же бегом возвращается и начинает просить хлеба, чтобы покормить уток. Никакого хлеба у меня, естественно, нет, я и не думала про уток, выходя из дома, впрочем, там хлеба тоже нет, надо бы, кстати, купить на обратном пути, около метро есть что-то вроде булочной. Отсутствием хлеба ребенок не огорчается, начинает собирать под ногами мелкие камушки и с присущей детям простотой кидать их в воду, не заботясь ни об утках, ни о рыболове. Утки сразу же уплывают подальше от берега, а рыболов смотрит с чувством, но пока молчит, и я ускоряю шаг, чтобы увести Костьку с его камушками туда, где было бы поменьше живности в воде и около нее.

Совсем избежать живности не удается, почти тут же нас догоняет собака, здоровенная, очень красивая овчарка, черная с подпалинами. Она подходит сперва ко мне, тыкается, знакомясь, носом в руку, машет хвостом и направляется к Костьке.

Сзади что-то предостерегающе кричит хозяин, я оборачиваюсь и махаю ему рукой — дескать, все в порядке. Собак я не боюсь совершенно, всегда их любила и находила с ними общий язык. По моему глубокому убеждению, нормальная собака никогда не укусит человека, который ее не боится. Мы сами провоцируем собак своим страхом. Костька, с младенчества живущий с собакой в одном доме, этого страха лишен абсолютно. Более того, когда он был поменьше и побессмысленнее, при его контактах с собаками опасаться стоило за последних: кто этого ребенка знает, возьмет и хватанет зверя за нос. Тут уж у собаки есть все права кусаться, нос для них — самое болезненное место.