Сусана Фортес - Границы из песка

Керригэна охватывает уныние; кажется, длинная цепь событий никогда не закончится, и ничего так и не прояснится. Погруженный в эти размышления, он вдруг слышит в соседнем помещении грохот опрокинутого ящика и звук шагов, быстро кладет документы на место и тушит фонарик. Все погружается в темноту, лишь отблески маяка на главной дамбе с интервалом примерно в две минуты освещают пол. Керригэн не замечает, как к нему подкрались, но вот уже большое грузное тело набрасывается на него, и он успевает разглядеть зеленоватое от вспышек лицо, наголо обритую голову и вылезшие из орбит глаза, скорее не человечьи — бычьи. А еще успевает подумать, где видел это лицо раньше, но вспомнить не успевает, потому что внезапный удар ногой по почкам бросает его на металлический угол шкафа, и он сгибается от боли. В промежутках между вспышками царит полная темнота, густая, как тропические заросли, и Керригэну кажется, что он с трудом пробирается сквозь них, словно плывет против течения, а они отталкивают его и бросают на это тело, которое он не видит и угадывает лишь по неумолимо надвигающемуся дыханию, сопровождая каждый бросок каким-то животным воплем. В двадцать лет корреспондент London Times выиграл приз на местном чемпионате по боксу в Бирмингеме, но это было так давно, что он сам уже почти ничего не помнит. Он поскальзывается, падает на колени, тут же встает, неуклюже хватаясь за противника, чтобы не упасть снова, замечает мгновенную стальную вспышку возле бока, но прежде чем ощущает укол лезвия, по позвоночнику сверху вниз пробегает щекотный холод, будто кобра ползет по спине. В первый момент он не чувствует боли, но понимает, что удар с такого близкого расстояния может оказаться смертельным. Ему удается защитить рукой живот от второго удара. Видимо, страх усиливает инстинкты, потому что он поднимает правую ногу, слегка вытягивает ее, а потом с силой бросает вперед, выбивая у врага нож, пытается вытащить из кармана оружие, но от удара в солнечное сплетение у него перехватывает дыхание и начинает звенеть в ушах. Отступив на несколько шагов, он осторожно втягивает в себя воздух и, все еще согнувшись, бьет противника головой — нос хрустит, как сломанный стул. Керригэн смутно видит, как тот приподнимается, будто выступает из тумана, видит закрытое рукой лицо, а потом уже ничего не видит, только чувствует прямой удар в челюсть и едкий вкус ржавого железа во рту, который пробуждает спавшего в нем зверя. Он приподнимает локоть, чтобы усилить удар, и от всей души бьет наискосок — раз, другой, третий, без остановки, ослепнув от злобы, желая стереть с лица этот взгляд, застывший от страха и изумления. Лишь усталость немного проясняет сознание, и в этот момент измочаленное полумертвое тело обрушивается на пол, так что корреспондент London Times еле успевает увернуться. Он склоняется над противником и осматривает карманы: бумага для сигарет в виде книжечки, пакетик конопли, марокканское удостоверение личности на имя Сиди Юзефа, матерчатый мешочек, изнутри пришитый к куртке, с немецкими марками, марокканскими монетами и визитными карточками компании H&W. Теперь он вспоминает, что видел его в Марксане, в компании Клауса Вилмера. Когда он поворачивает тело набок, раздается стон. Несколько секунд Керригэн слушает этот скулеж побитого зверя, смотрит, как тот безуспешно пытается подняться, после чего последний раз бьет поверженного врага ногой, не сильно, но точно, и оставляет лежать лицом вниз, скрюченного и стонущего, уже не способного драться. Только в этот миг корреспондент London Times понимает, что еще немного — и все вокруг не имело бы для него ни малейшего значения. Такая у него особенность — осознавать опасность, когда она уже позади. Керригэн старается успокоиться, восстановить дыхание, проводит рукой по волосам, приглаживая их, и вот тут-то дает о себе знать рана в боку. На ощупь, опираясь о стены, в полуобморочном состоянии, как после наркоза, он пытается выйти наружу, а когда ему это удается, покидает гавань номер девять: шатаясь, ударяясь о брошенные вагоны, спотыкаясь о рельсы, избегая немногочисленных освещенных ангаров. Совсем рядом о черную линию волнореза бьются волны, все в фосфорных блестках. Не переставая оглядываться, он спускается по склону, пересекает мостик, ведущий к рыбному порту, под прикрытием подъемных кранов доходит до медины и юркает в проход, который соединяет прибрежную часть с воротами Баб-эль-Бахра. Подбородок сильно разбит, кровь из раны в боку сочится в брюки, и ткань прилипает к телу, словно вторая кожа. Боль в ребрах вызывает тоску, и ему вдруг очень хочется ощутить жизнь со всеми ее радостями, не пытаясь сортировать их, ухватиться за спасительные ниточки простых и доступных удовольствий: сигарета, безлунная ночь с крошечными далекими звездами, обжигающий вкус виски. Раньше он не задумывался о подобных мелочах, а ведь их в любой момент можно потерять навсегда, и никогда эта потеря не была так близка, как сегодня ночью. Только благодаря чуду поднимается он сейчас вверх по этим улочкам без фонарей, с облупленными стенами и закрытыми ставнями, с башнями минаретов, розово вздымающимися среди теней. Обломок крушения в синей полости города.