Сергей Костырко - На пути в Итаку

Я попробовал наложить описанное Кёстлером на то, что видел в тот момент вокруг себя, и у меня возникало странное чувство, что да, угроз существованию Израиля по-прежнему неимоверное количество, но спасет ситуацию — не может не спасти — сама вот эта Дорога. Ее укорененность в эту землю и ее мощь, требующая сейчас от меня, материалиста, каких-то уже метафизических определений, но и при этом я не могу не чувствовать, что ее фантастическая энергетика — абсолютная реальность.

В первое же утро моей израильской жизни, начинавшейся в городе Холон, мой друг Наум повел меня в бассейн, точнее, в некое спортивно-отдыхательное заведение с крытыми и открытыми бассейнами, тренажерными залами, джакузи, кофейней, с шезлонгами и солнечными зонтами на зеленой травке и т. д. И после часа тамошней неги, на выходе из бассейна я увидел молодых людей в военной форме и без формы, которые сгружали с маленького грузовичка ящики с пепси-колой, коробки с чипсами, булочками и пр. «Такое у нас практикуют, — сказал Наум, — устраивают солдатам день отдыха».

То есть я наконец увидел «израильскую военщину».

Стоял и глазам не верил: что, вот это?! Вот этот, например, раздолбай в шлепанцах, в красной маечке и синих шортиках, с всклокоченной головой и небритой рожей? С ушами, заткнутыми плеером? Похоже, что да, — с плеча у паренька свисает автомат. Военная железяка, которая в контексте разворачивающегося действа курортной молодежной тусовки с пепси-колой, плеерами, цифровыми камерами и проч. кажется абсолютно инородной. Ну разве только в качестве атрибута «игры в войнуху», как в моем детстве?

Но нет, передо мной отнюдь не взрослые дети с военными игрушками. Это чувствуется сразу же, непонятна только — мне пока непонятна — природа этого «нет». Содержание ее мне предстояло осваивать в последующие две недели. Ну а пока я стою и наблюдаю за нелепой сценой, в которой охранник, которому мы с Наумом при входе показывали содержимое своих сумок, тормознул парня в красной майке и тот, не прерывая разговора с приятелем, машинально открыл перед охранником пластиковый пакетик. Интересно, думаю я, а то, что у парня на плече автомат, это как?! А также смотрю на барышень, которые, в отличие от парней, были как раз в форме, но форма — светло-серые брюки и такая же рубаха — сидела на них как модельная одежда: брючки подогнаны к бедрам, рубашки приталены, пилоточки упрятаны под лычку на левом плече, глаза тронуты тушью. И это — «военщина»?

Потом я видел их много, везде, но больше всего — на автостанциях, поодиночке или в компаниях, именно компаниях — другого слова здесь не подобрать, — дружно загружающими свои рюкзаки или раздутые дорожные сумки в багажное нутро междугороднего автобуса. Зрелище этих кочующих по стране молодежных компаний с оружием мало напоминало наших солдат, заполняющих, скажем, вагон московского метро, а потом выходящих на платформу, образующих некое подобие короткой колонны и уже строем начинающих движение к эскалатору под присмотром двух офицеров. У этих же невозможно определить, кто тут ведомый, а кто ведущий. Эти держатся, по нашим представлениям, как-то подчеркнуто «внеуставно». Вольница. Почти анархия. Вот, скажем, в кассовом зале Тель-Авивского автовокзала на полу сидит солдат, перед ним огромный рюкзак, на рюкзаке открытый ноутбук. Парень набивает на экран какой-то текст. В сосредоточенности его и покое ничего напускного, суету вокруг он, похоже, воспринимает как шум листьев и колыхание трав на лесной полянке, где он уединился для работы. На коленях автомат.

Разумеется, обзор у меня сугубо обывательский, туристский, но и у взгляда издали есть свои преимущества — можно уловить то, на что местные уже давно не обращают внимания. В частности, их манеру обращаться с оружием — в жесте, каким поправляют они свисающий с плеча автомат, нет ничего от аффектации оружия, которая стала основным знаком нашей массовой культуры. Я имею в виду рекламные постеры с каким-нибудь Сталлоне, удерживающим в руках могучий смертоубойный агрегат, похожий на гибрид автомата со скорострельной пушкой; и на картинках этих четко обозначено, что к чему прилагается: автомат — к Сталлоне или Сталлоне, демонстрирующие взбугрившиеся мускулы полуобнаженного тела, а также ошалело-мужественное выражение лица, — к автомату. Или тот же «мотив пистолета», который проигрывается ежевечернее по нескольким телеканалам одновременно, — это когда герой на экране с невозможно мужественным выражением лица и тела крадется вдоль какой-нибудь стенки, бережно удерживая обеими руками пистолет, и пистолет удерживается обязательно дулом вверх, — место вот этого, воткнутого в небо дула в жизни киногероя, как и в жизни его массового зрителя, понятно и без Фрейда. То есть железное дуло как главная, если не единственная по нынешним временам, персонификация в мужчине мужского и — шире — мужественности. И не надо ругать режиссеров, они ни при чем — профессия у них такая: оформлять в образ «коллективное бессознательное».