Сергей Костырко - На пути в Итаку

Останавливаюсь я возле группки мужиков, окруживших сидящего на каменном полу человека (именно на полу, улица слишком узка, чтобы быть улицей). Сидящий раскладывает перед собой три карты. У него смуглое пухлое лицо, бородка, как будто приклеенная, стриженная под машинку голова. Желтая новенькая рубашка, красный с белыми крапинками шейный платок, на запястьях обеих рук массивные золотые браслеты. Ихний кидала. Он держит в руках десятидинаровую купюру и что-то выясняет с играющим и наблюдающими — типа согласны ли участники игры с тем, что он по праву забирает себе эти деньги. Его слушают угрюмо, но не спорят. Стоящий передо мной невысокий худощавый араб осторожно поворачивает ко мне голову. Я чувствую его напряжение. Здесь, видимо, не принято разглядывать посетителей. Меня мучит ощущение киношной массовки под названием «квартал борделей в восточном городе». Присутствие на этой улочке еще и любителей азартной игры, дутого золота на запястьях шулера кажется кинематографическим перебором. И тем не менее это все реально. Я разворачиваюсь, стараясь не слишком торопиться. Фотоаппарат, висящий на животе, естественно, не беспокою. Не буду придуриваться крутым — в таком месте я впервые.

Ничего эротического в женщинах, которых я увидел, не было. Или хотя бы — порочного. Напротив. Поражает убогость, обыкновенность, будничность жизни этого квартала. Противоестественное ощущение порядка, заведенного не вчера и не позавчера. Так было всегда, это просто такой уклад жизни. Кстати, ни одного европейца я там не увидел.

Постскриптумом стал проход по соседней с этим кварталом улочке — на редкость грязной, тесной, с мокрыми тротуарчиками; с сидящей на каменной приступочке у своей двери плотной арабкой, она перебирает в большой миске фасоль, рядом две маленькие девочки. То есть нищие кварталы рядом с «улицами греха», тут же неподалеку, кстати, здание бывшей тюрьмы — литературная традиция не нарушена. Я чуть торможу, вытаскивая из рюкзачка фотоаппарат, женщина что-то говорит за моей спиной — интонации материнско-наставительные, к девочкам, надо полагать, обращается, и я вдруг улавливаю страшно знакомое: «Месье, ван динар, ван динар». Показалось, наверно, подумал я, но через пару шагов вдруг услышал за собой звонкий голосок: «Мосье! Мосье!» Я оглянулся — те самые девочки, лет четырех и лет шести. Говорит младшенькая: «Мосье…» Я жду продолжения, но голосок у девочки пресекается, она замолкает, потом набирает воздух в грудь и снова начинает: «Мосье». Пауза. Она что-то добавляет тихо, по-арабски. «Ну что ты, лапочка, — говорю я ей, — чего дядю так боишься. Разве он такой страшный?» Услышав мой голос, девочка поворачивается и убегает. Я иду дальше. Сзади тихо.

Молодой красавец-официант в крохотном зале на втором этаже ресторана запустил мышкой звуковые файлы со вставленного в компьютер диска и вывел на небольшой экранчик сопровождающее музыку изображение, а потом, кивнув напарнику, скинул с себя зеленую фирменную жилетку и, оставшись в белой рубахе, быстро-быстро начал спускаться с винтовой лестницы вниз — из-под локтя, упертого на подоконник, я наблюдал, как вышел он внизу на улицу, в три-четыре шага пересек ее и нырнул в проем двери напротив. Из окна сверху видны сейчас только его ноги, он внутри, в предбаннике какого-то помещения, — я вижу, как парень сбрасывает туфли, стягивает носки, закатывает фирменные брюки. Ноги уходят под верхнюю балку дверного проема. «Что там?» — спрашиваю я у мальчика, принесшего мне кофе. Мальчик выглядывает за мной в окно и говорит: «Мечеть. Нет-нет, месье, он скоро придет. Эта молитва короткая».

Мечети в Медине на каждом шагу, и это только поначалу странным кажется, зачем, если из любого угла Медины ходу до главной мечети пятнадцать минут максимум. Но мечеть должна быть всегда рядом, чтобы вот так, приняв заказ, спуститься по лестнице на десять минут, пока клиент допьет свой кофе и выкурит свою сигаретку. Это жест почти будничный, каким идущий впереди меня араб вдруг сворачивает на пустырь к двум пальмам и высоким кустам, вынимая из сумки и разворачивая крохотный половичок. Укрывшись за куст, мужчина опускается на колени. Аллах всегда с ним. И они всегда с Ним. И так было всегда. Это уже почти на уровне физиологии.

Нет, есть большие праздники, на которые собирается весь город. Я видел это — специально ездил в день пятничной молитвы в Керуан, который называют одним из четырех священных мусульманских городов и в котором стоит самая древняя и самая величественная мечеть Северной Африки.