За своей спиной я слышал тяжелое дыхание Мамая.
— Чего ты, чего? — хрипел он. — Это же Васька Косой. Не догонит ведь...
Но сам тоже бежал, ни на шаг не отставая.
Мы опамятовались лишь на мосту. Маноди и след простыл. У меня дрожали колени, руки, губы. Пистолет я все еще держал в руке.
Мамай вдруг посмотрел на меня впрострел, ухмыльнулся криво-криво и как-то мерзко:
— Ну что, Сметана, теперь махаемся?!
Вот оно!
Я вздрогнул и сунул пистолет в карман.
— Нет!
Глаза Мамая выкатились такими же огромными белками, как у Васьки Косого, и точно так же ощерились зубы. Ни слова не говоря, он потянул на себя за уши шлем.
Я отлично знал этот излюбленный Мамаев прием — брать на калган. Как только он дернулся, чтобы ударить меня в подбородок головой, я отпрыгнул и воткнул его башку руками в подставленное колено.
Мамай охнул и отскочил, я тоже отринул к перилам.
Мамай не стал отирать кровь, лицо его было совершенно зверским, белым, с кровавым пятном у носа и рта.
— Ну, погоди, гад! — хрипел он. — Ну, гад!
Но я не боялся его. Я сейчас опять боялся лишь одного — как бы не высадить остаток обоймы в это звериное, теперь невыносимо ненавистное лицо.
Глаза мне снова застилала будто кирпичная пыль...
Рывком я вытащил из кармана пистолет, покрутил его перед Мамаевым носом и с силой швырнул за перила, прямо в мутный поток Урманки.
Мысль такая пришла мгновенно, но сделал я совершенно сознательно и хладнокровно. Пусть простит меня Сережка Миронов, но в этот момент пистолет мне вроде бы как совсем не личил, не подходил, будто какой-нибудь финак в честной драке. В то же время мне нужно было дать Мамаю со всей силой почувствовать, что я теперь с ним вовсе не одного поля ягода.
Пока — только так! Потом я постараюсь вытащить пистолет из реки — памятный же! — может быть, завтра же раненько утром, покуда до того же не дотункался дошлый-ушлый Мамай. И если даже мне пистолет теперь не найти и я его навек потеряю, буду ждать, когда придет время получить настоящее оружие, но пока — только так! Пора начинать давать точную оценку и себе, и своим делам, пора, пора думать о том, как быть человеком...
Мамай выпрямился и словно одеревенел.
— Ах так, падло, да? Ни себе, ни людям?! Всесукаотжил!
Он резко нагнулся, схватил обломок кирпича и медленно пошел на меня.
Я плотнее прижался к перилам и спружинился, чтобы успеть увернуться, если он швырнет камень в меня, или ударить его ногой, если подойдет близко.
Мамай подступал медленно, обдумывая, что бы сделать наверняка.
Но глаза у него были неуверенные, бегали.
Это, видимо, потому, что я навстречу ему — улыбался.
Ну, подходи, подходи, так называемый друг! Давай-давай, зубами еще поскрипи... Вот так! Раз ты пес, так я — собака, раз ты черт, так сам я черт! Твоя неправда и не твоя теперь сила. Зовись хоть ты другом, хоть врагом, хоть Мамаем, хоть самим Чингисханом, будь там монголом-арийцем, китайцем, я никогда не устану хлестаться со всей такой сволочью. Герр а утранс — война до последнего! — правильно я запомнил, Володя-студент?..
Ну?!
Тут сбоку, от госпиталя, от площади раздался оглушительный грохот и треск.
Мы оба обернулись.
В небо взвились и рассыпались дождем разноцветные ракеты.
Это начинался салют Победы — единственный за все четыре года салют в нашем маленьком городке.
Я кончил книгу и поставил точку. И рукопись перечитать не мог. Судьба моя сгорела между строк, пока душа меняла оболочку. Так блудный сын срывает с плеч сорочку, так соль морей и пыль земных дорог благословляет и клянет пророк, на ангелов ходивший в одиночку. (Арсений Тарковский. 1960 год).
По «Словарю иностранных слов» издания 1989 г. (18-е, стереотипное) — «толковый словарь устарелых и малоупотребительных слов к какому-л. тексту, преимущ. древнему»; глоссариями обычно снабжаются наиболее солидные, обстоятельные издания таких писателей, как, напр., Гомер, Шекспир и пр. Да простят автору читатели его ерничанье и самоподтрунивание, но заниматься этим делом с постной и серьезной миной ему было бы не по себе.
В печатном варианте здесь явная ошибка или опечатка: «sher» вместо «cher». (Прим. автора OCR.)
На месте преступления. Спасайся, кто может (фр.).
Правосудие должно свершиться, хотя бы мир погиб (лат.).
Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает (фр.).
Читать дальше