Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас

Настоящая чертовщина в другом была. Настоящая чертовщина была в письме, которое я получил через месяц. Письмо было из-за границы. От Машкиной матери. В котором она даже не выяснить пыталась, а просто отмечала как общеизвестный факт, что я — новый Машкин любовник. Высказывая тому всяческое одобрение, разливаясь соловьём в комплиментах в мой адрес и шипя змеищей в адрес всех Машкиных друзей-сверстников. Наверное, во многом именно из-за этого письма (разумеется, я его Машке тут же в тихом обалдении продемонстрировал) мы с ней и не попытались привестись в сие качество. Смех и чувство противоречия — плохие в том помощники.

А ещё в одном письме через пару месяцев — мне прислали вырезку из журнала. С рассказом про одну из первых прорвавшихся на Железные Ворота экспедиций. Цитирую:

«Лиственница, принесённая в воронку для удобства спуска группой Владимира в прошлом году, вызывала не столько удивление, сколько скептическое недоверие к зрелищу вообще: “может ли сырое дерево таких чудовищных размеров, при помощи всего четырёх человеческих рук, оказаться в пещере?” Далеко в пещеру не пошли: нас больше интересовали привходовые ледяные образования. Мистики в пещере не почуяли, но на обратном пути не покидало ощущение взгляда в спину».

Лично я — преисполнился великой гордостью. Так как автор вышеприведённого отрывка — один из самых могучих лосей во всей спелеологии российской. И если уж он оценивает деяние как невозможное — следует раскланиваться и сгребать аплодисменты дворницкою лопатою.

Вернёмся немного назад. Опять к тем новогодним дням. Когда первая ссора с Кристиной, в результате которой я аж целую неделю пребывал в предоставленном самому себе состоянии, как выяснилось, определила очень и очень многое. И поменяла — не меньше. В моей будущей жизни. В моём восприятии людей. В моём восприятии человеческих отношений…

Я уже намекал про состоявшееся, точнее — несостоявшееся, а ещё точнее — отложенное знакомство на Красной площади, но об этом речь всё ещё впереди. О визите Андрея, который произошёл, как только Кристина вернулась, и об истории, которая при этом начала раскручиваться — тоже. Но интервал между этими двумя событиями не был пуст. Это была неделя философских диалогов. Ко мне с визитами нежданно-негаданно свалилось несколько человек, практически все из прошлого, практически все с единственной целью за жизнь потрепаться. И каждая беседа оказалась крайне важной и поучительной.

Первой, как только я первого января проснулся, пришла Марина. Когда-то, давным-давно, в прошлом веке, да и далеко не в конце его, я был очень в неё влюблён. В неё были влюблены все парни института, в котором мы работали, а заодно и все парни вечернего института, в котором мы учились. И все они, включая и меня, — крутились на расстоянии пяти метров, а ближе подходить боялись. Уж больно совершенной она была — девушка удивительной обаятельности, прожжённая походница, хорошая гитаристка, певица с оперным вокалом, и прочая, и прочая… В общем — знаете таких, заведомо встречались с подобным. В некоторый момент я немного осмелел, мы с ней даже целовались часа два подряд, и о продолжении договорились… А вот продолжения тогда не получилось. Потому как через два дня ровно у моих друзей была масштабная тусовка, я хотел туда обязательно вместе с ней появиться, а она к зачёту готовилась, не получалось у неё, вот чуток и поссорились. Поплёлся я на ту тусовку один, а вернулся — с другой девушкой, тоже Мариной, которая и стала моей первой женой. Вот так вот. В общем, она тоже немедленно замуж сманеврировала, спустя сколько-то лет — одна осталась, раз в три-четыре года мы случайно пересекались на вечеринках, пару раз даже короткий роман завязывался, а потом всё перешло в нормальную дружбу без каких бы то ни было попыток к иному. Недавно она опять замуж вышла, и сейчас вот, проезжая недалеко от моего дома, выкроила время для заскочить потрепаться да похвастаться.

Сидим с Мариной, пьём чай, и тут вдруг Виктор появляется. Один из самых интересных путешественников младшего поколения. Человек невероятного ума, невероятной широты интересов, невероятного раздолбайства и невероятной везучести. Человек, бывший в предшествующие восемь лет единственным моим действительно близким другом, сподобивший меня на написание той самой книжки о пещерах, ну и так далее.