Михал Витковский - Марго

— Сколько стоит автограф?

— Как это? Автограф? Бесплатно!

— А тогда пять автографов попрошу. «Для девушек сбоку».

Написала. Для девушек сбоку. Пять раз.

Опять кто-то:

— «Для девушек сбоку».

— С какого такого боку?

— Ну, из Бюро Обслуживания Клиентов.

И это я, которая пела для Терека, которую в Москве цветами завалили, брильянты от могильщиков нашей системы, в США от настоящих могильщиков, которая пела вместе с Аллой Пугачевой, с Юрием Шатуновым, с Геленой Вондрачковой, с Жанной Бичевской, боже! На Кубу летала. На Карибском море загорала, а теперь для Оптовой Базы Лампадок…

Заплакала она горько над своим положением, а слезы капали на ее грудь, высокую и пышную…

Тут как бы сама собой слегка сползла у нее с плеча бретелька, а у меня кутак снова искривился, снова влез в брючину и стал выпрямляться.

— Могу ли я, Вальди, задать тебе необязательный, но прямой вопрос? Ты — гей? Ты не обязан отвечать, Вальди…

Небо нависло над Ломянками, запах гриля доносился из соседнего сада, а мы на траве, на одеяльце не теряли времени. Медийная насыщенность момента была такова, что страшно подумать, что было бы, если бы за живой изгородью стояли репортеры… Ее дыхание пахло мятным освежителем воздуха, сама она пахла клиникой пластической хирургии и телеэкраном; мне казалось, что я вступил в половой контакт с биллбордом, с сити лайтом, с остановкой, я боялся, что наткнусь в ней на обоссанное расписание автобусов, что с другой стороны лица у нее не окажется ни волос, ни головы, а только бумажная бумага. Потому что весь год она на нашей остановке что-то рекламировала из-за стекла. Шоколадки «Киндер-Буэно». А Лысый дорисовал ей на стекле клыки, член и еврейскую звезду на лбу. Мне все казалось, что схвачу ее за лицо и прорву плакат, а на губах у меня останется лишь вкус бумаги и запах типографской краски. Что, когда она будет у меня отсасывать, вдруг вырастут у нее те самые клыки, что когда-то Лысый ей нарисовал. (Этого я боялся больше всего, потому что она, к сожалению, зубы применяла, и я чувствовал ее нарисованные черным маркером клыки на моем бедном воробушке.) А еще я боялся, что как только войду в нее, то наткнусь на этот Лысым нарисованный большой член. Так оно и бывает с известными людьми, много раз мне потом говорили то друг, то подружка (потому что я на би- переориентировался): Вальди, я чувствую, будто я в постели с плазменным телевизором из «Медиа Маркт», это прекрасно! Это не для идиотов! Вальди, у тебя зубы в фотошопе отбелены, ты состоишь из пикселей! Это поры кожи, счастье мое, но кровь уж больше не течет во мне, только деньги, и вообще я больше не кровоточу.

— Слушай, — говорю я Звезде, — ты хоть, сука, знаешь, что мы с такими, как ты, на нашей остановке делали?

— О, так! Говори мне, что я сука! — она на это. — Говори, что бы ты со мной сделал, что они, эти злодеи, сделали бы со мной в Польше класса Z, если бы я в их грязные, табаком смердящие лапы вся такая чистенькая попалась!..

— Ничего, только садись в свою золотую «Феррари» и едем в Рудку на автобусную остановку, — шепчу я ей в обработанные фотошопом волосы. — Увидишь, что Лысый и Толстый с тобой сделают, ты ведь у нас на остановке шоколад «Киндер-Буэно» рекламировала… Рекламировала? Говори, подстилка, признавайся, что рекламировала!

— Рекламировала! Хоть о том не знала, но рекламировала! О, да, вымажи всю меня шоколадом, говном вымажи! Рекламировала!

— Вот видишь, рекламировала! А мы шампанское из «Лидля» пили, ногти грызли и этим плевались. А Толстый раз принес клубничную наливку и все облевал. Ты на это смотрела отсутствующим взглядом, но смотрела и как Толстый балду гонял, и как капсюли под колеса бросал. Раз тебе у нас на остановке сигарету о лоб загасили, потому что ты за стеклом была, как дорогие часы на витрине, а мы такую ароматную еще никогда не трогали. Только Модеста Пентаграм каждый раз, как проходила мимо остановки, плевалась — тьфу! какая испорченность! Потому что ты там в недвусмысленной (а может, как раз в двусмысленной?) позе лежала и шоколадку в рот себе вводила! И вот что еще тебе скажу: я пообещал себе тогда, там, на остановке, две вещи. Во-первых, что тоже там за стеклом окажусь, чтобы люди могли по крайней мере помечтать. Во-вторых, что я тебя как бурую суку отхарю у тебя же на траве, что как раз и произошло, а если быть точным — как раз происходит!!!

— Вальди, Вальди, ты… ты — динамит!