Джудит Леннокс - Возвращение во Флоренцию

— По-моему, она меня не одобряет.

— Не стоит думать, что женщина вас не одобряет, только потому, что она не влюбилась в вас с первого взгляда.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Пожалуй, вы правы.

— Даже если она вас и правда чуть-чуть не одобряет, что здесь такого?

— Я люблю, когда меня любят, а вы?

— О, конечно, очень неприятно, когда ты кому-то не нравишься. Но я не ищу всеобщего одобрения.

Танец подошел к концу, они похлопали музыкантам. Падди Коллисон поднялся со стула. Оркестр заиграл «Давайте любить», и Коллисон, бросив «Идем», бесцеремонно потянул Тессу за руку, уводя за собой в центр площадки.

Майло пришел в ярость. Ему хотелось врезать этому здоровяку, но Коллисон был выше и крупней его, так что стычка могла окончиться унизительным поражением. Лавируя между столиками, он прошел на другой конец зала, встал у стены и закурил сигарету. Тесса танцевала: ее платье развевалось, на шее сверкало ожерелье. Она улыбалась; очевидно, ее ничуть не смутило грубое обращение этого Коллисона. Майло наблюдал за ней со стороны, и желание мешалось в его душе с ревностью и острой неприязнью к ее партнеру.

Он вспомнил о том, что она только что сказала. Фредерика Николсон была сестрой Тессы, значит, как он и подозревал, существовала, пусть и призрачная, но связь между Тессой и Ребеккой, грозившая ему бедой. Боже, как он испугался, когда посреди того проклятого ланча Мюриель упомянула фамилию Николсон.

Тесса все еще танцевала с Коллисоном. Майло посмотрел на часы, потом затушил сигарету в пепельнице и вышел из зала. Он уже протягивал гардеробщику свой номерок, когда голос у него за спиной произнес:

— Вы что же, уже уходите?

Майло обернулся и оказался лицом к лицу с Тессой.

— Последний поезд уходит через полчаса, — ответил он. Однако было что-то в ее глазах — какая-то открытость, ожидание, — что заставило его добавить: — Хотя я всегда могу переночевать в своем клубе.

— Прекрасно. — Она расстегнула крошечную золотую сумочку и протянула гардеробщику номерок.

— Что вы делаете?

— Я подумала, что мы с вами можем прогуляться.

— Это было бы чудесно. Но как же ваша вечеринка?

Тесса пожала плечами.

— Она мне надоела.

— Вы не можете уйти с собственного праздника.

— Вы так думаете?

Смеясь, он кивнул головой:

— Действительно, почему бы нет. А что же Коллисон?

Еще одно пожатие плеч, только на этот раз она вдобавок тихонько фыркнула, что должно было означать, — торжествуя, подумал Майло, — что-то вроде «Падди подождет».

Гардеробщик передал им пальто: ее атласное, персикового цвета, со складками на плечах и его черное шерстяное. Поднимаясь по ступенькам, Майло сказал:

— Я хотел его ударить.

— Жаль, что не ударили. Это бы здорово оживило вечер.

Они окунулись в ночную прохладу, и Тесса взяла его под руку.

— Хотя, наверное, оно и к лучшему. Боюсь, для вас стычка могла плохо кончиться. Падди в юности был чемпионом по боксу.

С неба сыпал мелкий дождь; Майло раскрыл зонт у них над головами.

— Куда бы вам хотелось пойти? — спросил он.

— Куда угодно. Я люблю ночной Лондон, а вы?

Они пошли по Чаринг-Кросс-роуд. Такси остановилось у края тротуара, и в него нырнули мужчина в смокинге и девушка в облаке нежно-зеленого тюля. Нищая, в обносках и дырявом пальто, спала у дверей подъезда; Майло бросил монетку в надтреснутую кружку, стоявшую рядом с ней.

Поворачивая на Шафтсбери-авеню, он сказал:

— Мне нравится Сохо, но вы, возможно, предпочли бы пойти куда-то еще. Если хотите, можем взять такси и поехать в «Савой».

— Я часто хожу в Сохо по магазинам, — ответила Тесса. — И еще здесь чудесные итальянские рестораны.

— Ночью тут все по-другому.

— Обожаю ночь.

Они свернули на Ромилли-стрит. Ярко освещенный театральный квартал закончился; дальше шли тихие улицы, погруженные в темноту, загадочную, даже зловещую. Хотя Майло прекрасно ориентировался в Сохо днем, ночью сеть узких улочек показалась ему совсем незнакомой. В небольшой витрине на полках выстроились разноцветные китайские вазы, керамические драконы выдыхали огонь из выпученных животов. Парочка, держась за руки, нырнула в арку, эхо донесло оттуда тихий звук — то ли смех, то ли стон. С верхних этажей плыли рыдания саксофона.

Когда они проходили по Грик-стрит, им попалась дюжина моряков, громко переговаривавшихся на каком-то восточноевропейском языке, кажется, польском. Майло увлек Тессу в темноту подъезда; горланящие пьяные матросы прошли мимо. Аромат ее духов смешивался с запахом дождя, она была совсем близко — в свете уличных фонарей он мог рассмотреть каждый миллиметр ее кожи.